Смотрящий вниз
Шрифт:
Сделав заказ, джентльмен с чемоданчиком удалился.
– Сань, может, хочешь чего? – Официант робко тронул меня за плечо.
– Яду, – попросил я. – Крысиного. Без тоника. У меня крыса в мозгу.
– Ну, спи! – Официант погасил ночник. – Если что – я рядом.
И снова наступила долгая зимняя ночь.
ГЛАВА 23 ПОДРОБНОСТИ МОИХ ПОХОРОН
По возвращении из параллельного мира я узнал подробности моих похорон. Хронику печальной моей планиды с той стороны, что была ему освещена, поведал мне Кутилин. Первым скорбную эстафету успел
– Целый день в новостях только о тебе! – приврал Кутилин. – Интервью с кем-то… Черный ящик – хрен поймешь! Потом из банка твоего стали названивать, родственников искать. В финале я на опознание поехал.
– Опознал? – Я прицелился и попал ногами в тапочки.
– Опознал, – сник мой сосед. – Ты не подумай чего! Сначала-то я заартачился. «Не берусь, – говорю, – по костям и каким-то обрывкам ткани подлинник определить!» А там следователь из прокуратуры, сом такой зубастый…
– Коронер?
– Точно! Эта фамилия! Вредный такой еврей! Прижал меня и с подвохом спрашивает: «А по особым приметам?!» Ну, чувствую, сейчас пятнадцать суток впаяет с конфискацией!.. И подписался. Взял грех.
Свою реляцию Кутилин закончил выносом газеты. Газета была приобретена им на следующий день и оставлена для памяти. В подвале первой полосы под общим заголовком «Срочно в номер!» между заметками «Повара убило обломком плиты» и «Покупать на рынке творог становится опасно» траурной художественной рамкой был обведен рассказ «Драма на Ходынском поле»: «Во вторник утром при взлете с территории авиационной выставки «Ходынка» потерпел катастрофу вертолет «Ми-2» частного аэроклуба «Стрекоза», на борту которого находились пилот 1-го класса Н. Журавлев и двое пассажиров: охранник «Дека-Банка» А. Угаров и госпожа М. Свешникова. Спасатели отряда МЧС и сотрудники ГУВД, первыми прибывшие на место аварии, не исключают криминальной подоплеки данного происшествия. По свидетельствам многочисленных очевидцев, взрыву предшествовала интенсивная перестрелка, доносившаяся со стороны выставки. О дальнейшем ходе расследования читайте в ближайшем выпуске».
Стало быть, вот какая у Марины фамилия. Свешникова.
– А ее где похоронили? – спросил я, откладывая газету.
– Законно у подружки можешь узнать, – подкинул идею Кутилин. – Она звонила тебе раза три незадолго до того, как ты дуба дал. Обещалась мне позировать, если я тебя отыщу.
– А с рукой что? – кивнул я на гипс.
– Дружбану своему спасибо скажи, – насупился Юра. – Поминки все твои, будь они неладны.
Оказалось, Кутилин по широте душевной вызвался организовать мои поминки. Хоронили меня силами рабочего коллектива и общества ветеранов-интернационалистов. Публики, по утверждению моего соседа, было не много, но и не мало. Отпевание, речи надгробные – честь по чести. Банк родной выделил средства на такое мероприятие. Помянуть меня собрались лишь самые близкие, среди которых, разумеется, присутствовал и Журенко с молодой женой Ларой. Здесь Кутилин запнулся и историю смял.
– Накрыл я стол персон на двадцать, – перекинулся Юра на более общие воспоминания. – Все было чинно-благородно. Шилобреев надрался как свинья. Стал самбу танцевать в мастерской. Да на всякого самбиста есть, как известно, палка с гвоздем.
– Ну-ну, продолжай. – Я с трудом поднялся с дивана и поплелся на кухню ставить чайник.
– Был там субчик один в полосатом галстуке, примерно таком, как я тебе из Италии привез. – Кутилин последовал за мной.
Шибанов, – подсказал я, воспламеняя конфорку.
– Вот он про тебя!.. И герой ты войны чуть ли не русско-японской, и передовик производства, и отзывчивый сотрудник!
– Это у нас традиция в банке, – пояснил я. – О мертвых или хорошо, или ничего.
– Егоров ничего про тебя сказал. «Я с Александром Угаровым, – сказал, – пять лет в общей школе учился среднему образованию, и за все эти полные лишений года на товарищей своих он, представьте, ни разу!..»
– Зато он стучал. – Разлив кипяток по чашкам, я присел на табурет.
И, словно в подтверждение моих слов, раздался стук.
– Каковы наши действия?! – воспрял Кутилин.
– Впускай! – отмахнулся я.
В прихожей забубнили голоса, в коридоре загремели сапоги, и легкий на помине участковый Егоров застыл при виде меня посреди кухни, как памятник неизвестному офицеру.
– Егоров! – вернул я его на землю.
– Я! – эхом откликнулся участковый.
– Ты взятки берешь?!
– Никак нет! – доложил он строго по форме.
Я обошел его, сходил в комнату и вернулся с двумя банкнотами по 100 долларов, одну из которых сунул ему под нос. Егоров продолжал стоять навытяжку и смотрел вдаль. Пришлось поднести купюру пред его светлые очи.
– Знаешь этого гражданина?
– Никак нет! – стараясь, чтоб я не попадался ему на глаза, гнул свое Егоров.
– Это Бенджамин Франклин. – Я вернулся на табурет. – Американский общественный деятель.
Кутилин из-за спины участкового подавал мне какие-то знаки.
– Прославился Франклин двумя изречениями, – стал я просвещать Егорова, – первое: «Любишь ли ты жизнь?..»
– Так точно! – отчеканил Егоров.
– Я еще не закончил, – сурово осадил я его. – «Любишь ли ты жизнь?! Тогда не теряй времени, ибо жизнь состоит из чепухи!» Такова мысль автора «Теории трудовой стоимости».
– Ты живой, что ли, Саня?! – шевельнулся участковый.
– Я его удивить хотел! – Кутилин выскочил вперед. – Думал, обделается!
– Чудеса! – Пропустив мимо обидную реплику моего соседа, Егоров снял шапку и присел к столу. – А второе какое изречение?!
– А вот второе – прямо про тебя. – Размешивая сахар, я пододвинул обе банкноты к участковому. – «Ничего не делать для других равносильно самоубийству».
– Я готов! – Участковый бережно свернул деньги пополам и накрыл шапкой.
Не знаю, чья там рыба с головы тухнет. Нашей, по– моему, без разницы. Прав был Руслан: «Зарплату ментам вовремя надо выплачивать».
– Тогда сделай вот что… Сделай милость: не говори никому, что мы с тобой встречались.
– И жене? – уточнил Егоров задание.
– Зачем знать ей про Бенджамина, друг мой? – пожал я плечами. – Пусть это останется вашей с ним тайной.
– Точно! – подтвердил Кутилин. – А то плакали твои бабки навзрыд!
– А мне очередное звание дали! – сменил тему участковый.