Смотрю на мир глазами волка

Монах Евгений

Водка была приятно-мягкой, но недостаточно охлажденной.

Исакович, слегка обидевшись за свой фирменный напиток, придвинул к себе наши рюмочки и времени не терял — две из них уже были пусты. Расслабленно откинувшись на спинку кресла, он дымил «Кэмел» и быстро стекленел глазами.

— По-моему, тебе достаточно, — заметил я, наблюдая, как он опорожняет очередную рюмку опийно-спиртовой смеси.

— Не лезь, Монах, в чужой монастырь! — противно заблеял наркоман, совсем сейчас не похожий на серьезного «делового», каким я воспринимал его прежде. — Ступай в свой монастырь и читай

проповеди монашкам. И мне выдели одну, но чтобы жопка на луну полную смахивала…

Мне понадобилось время, чтобы переломить в себе что-то, принимая единственно верное решение.

— Киса, проверь комнаты. Может, кто из врожденной скромности не вышел. Перчатки надень.

Не удивившись, Киса встал из-за стола, натягивая лайковые перчатки. Франт, что тут скажешь.

Из спальни он вышел с филигранной шкатулкой в руках.

— Никого. Вот ларец надыбал. Женские побрякушки, есть и «рыжие», — выжидающе уставился на меня.

— Поставь, где взял. На ограбление не должно походить. Банальный несчастный случай…

Киса подчинился, но явно нехотя.

— Цыпа, ступай на кухню стаканы мыть.

Я провел ладонью перед сузившимися зрачками хозяина квартиры. Тот никак не реагировал, уже полностью провалившись в нирвану. Сунув пустую водочную бутылку в карман, протер платком подлокотники кресла. Уже все поняв, ребята проделали то же самое со своими креслами.

Открыв балкон, убедился, что подъезды с другой стороны.

— Все складывается удачно. Наркоманы часто выпадают… Могильщик, давай оправдывай кликуху…

Могильщик перевалил податливое тело Леонида через перила балкона. Летя в жуткую пустоту, тот даже ничего не понял, так как не закричал.

Прихватив со стола кейс, вышли из квартиры. За спиной лязгнул, защелкиваясь, английский замок.

— Кто-то не согласен с моими действиями? — спросил я, когда наш «Жигуль» отъехал от злополучного дома.

Ребята молчали, почему-то стараясь не глядеть мне в глаза.

— Все правильно! — глухим, но убежденным голосом сказал Могильщик. — Еврей был наркоша, значит — ненадежен. А я не желаю зависеть от неуправляемого языка, хоть даже и кента. Леонид же моим кентом не был. Барыга захребетный. Дешевка!

— Не думай, Монах, что мы с Цыпой не согласны, — наконец подал голос Киса. — Просто неожиданно как-то все вышло… Понятно, он тебя знал, да и наши портреты срисовал. Был опасен… Черт с ним!

— Вот и ладушки. В группе должны существовать единодушие и полное взаимопонимание, — подвел я итог дискуссии.

Деньги разделил тут же, в машине, и, условившись держать связь через Могильщика, покинул салон.

К глубокому моему удовлетворению никто из мальчиков не выстрелил мне в спину. Это лишний раз подтвердило, что в людях я все же редко ошибаюсь…

Лена-Леонора

Утром поднялся поздно. Рано вставать вообще не в моих привычках. Зажарил яичницу с колбасой и запил сухим виноградным напитком «Виорика».

Стрелка на барометре моего настроения указывала на головокружение от успехов.

Главное — начало положено. Как с куста — «Марголин» и пятнадцать лимонов. Да и ребятишки с транспортом весьма приличный актив.

Решил

посвятить этот день развлечениям. Может, совершить поход к «маргариткам»? Хотя, нет. В подобных заведениях запросто можно подхватить… Но душа и тело настойчиво требовали женского общества. А если? Я даже удивился, почему эта мысль не забрела в мою голову раньше. Конечно! Надо попробовать отыскать Лену! Правда, прошло тринадцать лет… Но, говорят, старая любовь не ржавеет. Вряд ли она проживает по тому же адресу, а если и там — наверняка не одна. Все одно, стоит попытаться. Конечно, по жизни нужно идти не оглядываясь, но я почему-то постоянно делаю не то, что нужно, а то, что хочется. Натура такая.

Через час, вооружившись бутылкой коньяка и тортиком «Птичье молоко», звонил в знакомую дверь. Ее долго не открывали. Хотя с той стороны слышалось, какое-то неясное движение. Наконец, дверь распахнулась.

Понятно, время не красит, но такого я не ожидал. В толстой бабе с красным, кирпичного оттенка лицом, с перекрашенными в черный цвет волосами, я не сразу признал Лену, мою бывшую подружку с кондитерской фабрики.

— День еще, а тебе уж невтерпеж? — хрипловато рассмеялась она, покачивая крупными шарами бюста под красным шелковым халатом типа кимоно. — Проходи в комнату, располагайся. А я сейчас…

Немного сбитый с толку, присел на широкую желтую софу перед низким столиком, куда и сгрузил свои свертки.

Лена прошла в ванную, по пути припечатавшись о косяк. Ко всему прочему она еще и под мухой!

Так как хозяйка долго не показывалась, достал из серванта пару средних рюмок и наполнил принесенным коньяком. Свою сразу опустошил, чтобы причесать мысли — все-таки довольно тягостно расставаться с иллюзиями.

Закурил «родопину» и осмотрелся. Гостиная больше походила на будуар. Кроме трюмо, заваленного всевозможной косметикой, комнату украшали еще несколько настенных зеркал. На окнах кокетливые розовые шторы. У изголовья софы бар на колесиках. Обратил внимание на стопку глянцевых цветных журналов на столике. Одного взгляда хватило, чтобы убедиться в их неприкрыто порнографической направленности.

А вот и Лена. Густой слой макияжа превратил ее лицо в маску, выделялись ярко накрашенные, будто кровавые, губы.

— Ай-я-яй! Котик заскучал и пьет в гордом одиночестве! — ее наигранно-веселый смех вдруг оборвался, и она вытаращилась на меня быстро трезвеющими глазами.

— Узнала, что ли? — хмуро буркнул я, наливая себе следующую порцию.

— Женик?!

— Гарантирую. Вот, навестить зашел.

— Какой ты молодец!.. Освободился? — Лена неуверенно присела на краешек софы, тщательно запахнув полы халатика.

— Откинулся… Шел к милой близкой женщине, а пришел к затасканной проститутке! — намеренно безжалостно констатировал я, отправляя коньяк в рот.

Лена молчала и, повернувшись, я с поздним раскаяньем увидел, что по ее странно застывшему лицу текут слезы, оставляя безобразные темные бороздки. Губы кривились, подрагивая, от через силу сдерживаемых рыданий.

— Ну ладно, кончай! — невольно почувствовал к ней острую жалость. — Не мне тебя судить. Не бери в голову. Иди лучше умойся, а то на вампирку смахиваешь.