Смуглая ведьма
Шрифт:
Айона увидела его с дороги, оно было как недоброе предзнаменование, массивное сооружение с островерхими башнями и беспорядочным нагромождением стен. Под плотной облачностью оно напоминало место из старого кино, место, где прячутся и плетут свои замыслы рыщущие во мраке неведомые существа.
Ей не терпелось посмотреть это место поближе.
Пикап подскакивал на узкой дороге, с одной стороны которой стояли хорошенькие маленькие домики, одетые в кружево садов, упрямо расцветающих вопреки холодам. По другую сторону раскинулись пастбища со множеством коров
Впереди, за всей этой чистенькой пасторальной картинкой, высились развалины.
— Я не готовился, — предупредил Бойл, — но знаю, что монастырь старый. Конечно, не такой, как аббатство, но тоже древний.
Айона прошла вперед, и стал слышен свист ветра в каменных развалинах стен и башен, хлопанье птичьих крыльев, мычание скота.
Центральная башня высоко выступала над стенами, крыша не сохранилась вовсе.
Она шагнула в дверной проем, и под ногами зашуршал гравий.
Ниши для усопших, в других случаях — утопленные в пол надгробные камни.
— Думаю, британцы, по обыкновению, выкинули всех монахов, потом, по своему обыкновению, солдаты Кромвеля довели дело до конца и все разграбили. А в довершение еще и сожгли.
— А он огромный. — Айона прошла под аркой и посмотрела вверх на башню и кружащих вокруг нее черных птиц.
Воздух словно уплотнился — будет дождь, решила она. Ветер гудел в стрельчатых окнах, свистел по узкой винтовой лестнице.
— Здесь, наверное, была кухня. — Ей не понравилось, как ее голос отразился от стен, но она все же шагнула ближе к отверстию, похожему на сухой колодец. — Встань вот тут. — Она показала на очаг, размеры которого позволяли жарить на вертеле целого быка.
Бойл переступил с ноги на ногу и жалобно взглянул на Айону.
— Да не люблю я фотографироваться!
— Ну, доставь мне удовольствие. Большой очаг — а ты такой большой мужчина.
Она сделала несколько кадров.
— Они, значит, растили для себя скот, возделывали огород, мололи муку. Вон в том колодце разводили рыбу. Францисканцы.
Айона вышла на открытое место, вынужденная даже при своем малом росте пригнуться под низким арочным перекрытием.
Череда арок, надгробные камни, трава.
— Монашеская жизнь, — проговорила она. — Раздумья в тиши… рясы… сложенные на животе руки. Внешне — сплошное благочестие, но одни были весельчаки, другие — честолюбцы. Зависть, алчность, похоть — даже в таком месте.
— Айона!
Но она продолжала идти и остановилась у ступеней рядом с нишей, где стояла каменная фигура Христа.
— Символы имеют большое значение. В этом христиане пошли по стопам язычников, вырезая и раскрашивая собственного Бога, как те вырезали и раскрашивали своих бесчисленных божеств. И никто не задумывается, что один — это часть множества, а много — это части одного.
Она шагнула на узкую балюстраду, волосы растрепал ветер. Бойл крепко взял ее за локоть.
— Здесь я умерла. Или кто-то из моих предков — чувство такое же. Это случилось по пути домой. Она слишком старая или слишком больная, чтобы ехать дальше. Одни хотели
Айона сжала свой амулет.
— Но он знает. Он чует ее слабость. Он пока выжидает, но придет. Завершить путешествие ей уже не удастся. И она чувствует, что он приближается и жаждет забрать то, что у нее осталось. У него же теперь осталось меньше, чем было, но этого будет достаточно. Пока достаточно. А у нее нет выбора. Сразиться с ним на своей территории, там, где источник ее силы, уже не получится. Он шепчет. Слышишь?
— Уходи отсюда немедленно!
Она обернулась.
— Дело не сделано, его надо закончить. У нее есть внучка, они очень близки, и в молодой сила бьет ключом. Она передает ей то, что осталось, как сделала самая первая из их рода, как сама получила от своего отца, и вместе со своей силой отдает и амулет. Свою ношу. Как камень с сердца. Для нее этот дар всегда был тяжким бременем, и никакая радость не могла его уравновесить. Так что силу свою и знак она передает с печалью в сердце.
А грачи бьют крыльями. На холме воет волк. По земле ползет туман. Она говорит свои последние слова.
Голос Айоны зазвенел, ветер унес слова. Ирландские слова. Выше слоистых облаков что-то прогрохотало — может быть, гром, может быть, разбуженная сила. Кружившие в вышине птицы с испуганными криками взнеслись, и над головой остались только камни и небо.
— Зазвонили колокола — как будто знали, — продолжала Айона. — Девушка плакала, но в то же время чувствовала, как в ней растет сила, жаркая и белая. Она стояла сильная, молодая, полная жизни и страсти. Так что ему в очередной раз не удалось заполучить вожделенное. И снова, и снова он ждет.
У Айоны закатились глаза. Она пошатнулась, но Бойл крепко прижал ее к себе.
— Мне надо отсюда уходить, — слабым голосом проговорила девушка.
— И поскорее. — Он подхватил ее и на руках понес по узкой лестнице, через многочисленные арки, где ему всякий раз приходилось сгибаться чуть ли не вдвое, и вышел на воздух, под начинающийся дождь.
Влага на щеках вдохнула в Айону жизнь. Ощущение было божественное.
— Со мной все в порядке. Только голова немного кружится. Не знаю, что это было.
— Видение. Я как-то наблюдал Коннора в подобной ситуации.
— Я все видела: старуху, девушку, и как она умывает своей бабушке лицо. У той был жар, она как будто изнутри вся горела. Я слышала, как они говорят. И его я слышала. Как он пытался ее уговорить, вытянуть из нее все. Чувствовала ее боль, и физическую, и душевную. И как ей хотелось оградить свою любимую девочку от всех опасностей и от ответственности. Но выбора не было, да и времени тоже.
Бойл чуть подвинул ее, чтобы открыть дверь машины, усадил на сиденье, удивляясь, как у него не дрожат руки, — потому что сердце его трепетало.