Смятение чувств
Шрифт:
– Но ты уверена, что чувствуешь себя хорошо? – Он задумчиво посмотрел на жену.
Она кивнула и закрыла глаза.
– Я все еще чувствую себя немножко усталой. По твоему настоянию предаюсь лени.
«Глядя на него, – думала она, не открывая глаз, – невозможно поверить в то, что он способен на такие грехи. Невозможно поверить, что он был способен наградить Флору ребенком, а потом бездушно отказаться жениться на ней. Невозможно поверить и в то, что он мог вступить в любовную связь с женой другого мужчины».
Он всегда выглядел таким респектабельным.
Но,
На этом Ребекка заснула.
Она проснулась через некоторое время в пустой комнате, вся в поту, охваченная паникой. Ребекка продолжала лежать очень спокойно с закрытыми глазами, пока вновь не почувствовала боль и какое-то давление – и то, и другое было едва осязаемо. Может быть, они были лишь плодом воображения или фрагментами сновидения. Она опять полежала спокойно, боясь подвинуться даже для того, чтобы высвободить затекшую ногу. Она попыталась расслабиться и равномерно дышать. Попыталась заснуть.
Следующий приступ боли стал спадать, когда в комнату вошла Луиза – как всегда яркая и веселая, вооруженная вышивками, вязанием и темами для беседы.
Она бросила свои пожитки на соседнее кресло и поспешила к кровати.
– Что случилось, Ребекка?
– Позовите Дэвида. – Ребекка оперлась ладонями о матрац и попыталась сохранить логичность мышления. Ей это никак не удавалось. – Позовите Дэвида, – причитала она. – Позовите Дэвида.
Для уже изрядно потяжелевшей женщины Луиза двигалась проворно. Она исчезла одновременно с тем, как Ребекка шумно вобрала в легкие воздух, а ее расширившиеся глаза как бы заглянули в ад.
Дэвид вбежал в спальню не больше чем через одну-две минуты.
– Ребекка? – сказал он. – Случилось что-нибудь неприятное?
Когда он подошел к ее кровати, Ребекка не заметила ни бледности, покрывавшей его лицо, ни резкости его голоса. Она вцепилась в него, ужасно стеная, полностью потеряв над собой контроль.
– Держи меня.
Он опустился коленями на кровать и крепко обнял Ребекку.
– Я не хочу потерять ребенка! – кричала она, прижавшись к его манишке. – Я не хочу его потерять!
– У тебя боли?
– Да, – ответила она. – Мне кажется… Я не знаю… О, пожалуйста, держи меня… – Ее сознание затуманилось настолько, что она уже не стеснялась своих рыданий и потоков слез. Ребекка крепко прильнула к Дэвиду, словно пытаясь в поисках безопасности пробраться внутрь него.
Он опустил ее на постель, и Ребекка вновь приняла лежачее положение. Ее голова покоилась на руке Дэвида. Муж крепко обнимал Ребекку и плакал вместе с ней. Она улавливала это дальними уголками своего сознания.
Каким-то образом ему удалось пробраться к ней под простыню и натянуть на нее вплоть до ушей одеяло. Ребекка оказалась запеленутой, как в кокон, в теплоту и почувствовала, что истерика идет на спад. Рядом с ним она постепенно расслабилась.
– А теперь боли есть? – спросил ее Дэвид через несколько минут.
– Нет.
Он поглаживал ее спину вверх и вниз,
«Он утихомирил мои боли, – подумала она. – Как только он пришел, они прекратились». С некоторым удивлением она вспомнила, что Дэвид плакал вместе с ней. Видимо, ему, решила она, их ребенок так же дорог, как и ей. И конечно же, она значит для него все же больше, чем деловой партнер и почти друг. Он мог бы просто послать за врачом и держать ее за руку, пока тот не придет. Он мог попросить Луизу вернуться к ней в спальню. А вместо этого он лег с ней в постель – в одежде и даже в обуви – и обнимал ее, потому что она попросила его об этом.
«Очень скоро, – подумала Ребекка сквозь дремоту, – я стану осуждать себя за то, что проявила так мало выдержки. Скоро я стану стесняться того, что показала Дэвиду, что он мне нужен, и даже послала за ним Луизу». Но пока до этого не дошло. Если бы Ребекка сейчас испытала подобные чувства, то ей пришлось бы отодвинуться от мужа, убедить его, что она уже полностью оправилась, и сказать: «Весьма тебе благодарна». «Но я еще не хочу чувствовать себя полностью оправившейся», – решила Ребекка.
Имеет ли, однако, какое-нибудь значение то, что она для Дэвида больше, чем просто друг? Хочет ли она быть ему больше, чем другом, если знает о нем так много непривлекательных вещей? А если она полюбила… Но Ребекка отказывалась, решительно отказывалась думать именно в этот момент о столь щепетильных вещах.
– М-м-м… – сонно промурлыкала она, уткнувшись лицом в сорочку мужа, а Дэвид тем временем, успокаивая ее боль, поглаживал ей поясницу.
Дэвид подождал, пока Ребекка погрузится в глубокий сон, затем высвободился, медленно и осторожно встал с постели и вышел из комнаты. Как он и предполагал, отец и Луиза ждали в коридоре. До его появления Луиза плакала. Дэвид внезапно осознал, что, вероятно, на его лице тоже еще заметны следы слез и что он, должно быть, выглядит ужасно растрепанным. Но это его мало заботило.
– Она спит, – сказал Дэвид. – Думаю, что это, возможно, была ложная тревога. Или, быть может, все началось? Я очень мало смыслю в этих вещах. У меня никогда не было повода обсуждать их… В последнее время.
– Где ближе всего графин с бренди? В гостиной? – резко спросил отец. – Тогда, сын, идем туда безотлагательно. Думаю, что такое расстояние ты сможешь преодолеть.
– Я скажу горничной Ребекки, чтобы она пошла посидеть с ней, пока та не проснется, – спокойно сказала Луиза. – Мы, Дэвид, завтра собирались вернуться домой. Но Уильям согласился со мной, что нам пока следует остаться. Возможно, как вы и предлагали, мы проведем здесь Рождество.