Сначала повзрослей
Шрифт:
— Нормально. На учёбе была. Но первую пару проспала.
— Ну бывает, — пожимает мощными плечами.
— Вы говорили, что-то узнали про Руслана. Расскажете? — решаюсь спросить.
Герман Васильевич откусывает кусочек от ломтика хлеба и жуёт дольше обычного, даже как-то задумчиво, но всё же произносит:
— Для тебя это значения не имеет, Женя, сам разберусь.
Такой ответ не сильно успокаивает, даже наоборот. Но спорить я не решаюсь.
— Тебе не стоит переживать об этом, Женя. Живи, учись, не думай о плохом. Ничего нового
— Спасибо, — киваю.
Поднимаю глаза от своей тарелки и вдруг замечаю у Германа Васильевича над воротником футболки-поло полосу. Можно было бы подумать, что он натёр кожу или оцарапал, но полоска эта… розовая. Неестественно-розовая как для кожной реакции.
Почему-то от мысли, что на его шее женская губная помада, и вряд ли она туда попала от случайного столкновения где-нибудь в толкучке в автобусе, у меня всё в животе поджимается. Неприятно так, с прохладой.
— Я пойду, заниматься нужно, — говорю странным голосом и, быстро вымыв свою тарелку и убрав её на место в шкафчик, ретируюсь.
Закрывшись в комнате, сжимаю заледеневшие руки.
Почему эта полоска губной помады меня так взволновала? Почему сердце стучит так быстро?
Почему его вчерашний образ — обнажённого в каплях воды, преследует, стоит глаза прикрыть?
А что если… если Таня права?
Мысль эта оглушает буквально. Как обухом. Озаряет ядовитым ослепляющим пламенем.
Потому что… кажется… это правда — Герман Васильевич мне нравится. Как мужчина.
17
Открываю дверь в машину и сажусь на сиденье. Старая, ещё советская, колымага обиженно скрипит под тяжестью моего зада. Ей на покой бы уже давно, уже изъездилась, а её всё гоняют, бедолагу. Гоняют и чинят, чинят и гоняют.
— Привет, Рыжий, — руку не протягиваю. Им западло с ментами ручкаться, даже с бывшими, а мне западло с такими как Рыжий. Теневая социология, скажем так. Но работать с ним это не мешает. — Рассказывай.
— Привет, начальник, — здоровается по привычке. — Вон та серая мазда, видишь?
Он кивает на припаркованную под навесом на стоянке в третьем ряду тачку. Пижонская — корпус чуть приспущен книзу, колёса подвывернуты, диски модные. На номере растянута чёрная медицинская маска — мелкий гондон не любит оплачивать парковку, видимо.
— Часто тут паркуется? — спрашиваю, зная, что этот Руслан точно не здесь живёт. Район тут неплохой, но не самый модный, насколько мне известно, Фадеев сыночку квартиру в другом жилкомплексе купил.
— Третий раз за десять дней. Тёлка тут у него, похоже. Видел дважды, как он с ней садился и куда-то ездил.
— Фотки?
— Сделал. Скину сейчас, — Рыжий достаёт телефон и отправляет мне в мессенджер несколько фото к тем, что присылал ранее.
На фотографиях
Видно, либо соска-содержанка, либо цацка из “почти богатых”. Вряд ли он такую тоже на дачу на толпу повезёт, у таких девок чуйка железная, не поведётся она.
Встречаются? Типа отношения?
Женя разительно отличается от этой девушки. Зачем она понадобилась этому выродку, если у него вкус на таких лялек заточен? Захотелось поразвлечься с деревенской простой девчонкой? И таскался же к ней несколько недель, сволочь, обхаживал.
Чувствую, как в жилах нагревается кровь от злости. По долгу службы разных уродов встречать приходилось: и маньяков, и насильников, и по глупости натворивших дел, и получающих кайф от деяний своих. И жертв видел разных: от навсегда сломанных, зашуганных до тех, кто оправдывал, винил себя и просил отпустить преступника. И до тех, которые уже никогда никому ничего не расскажут.
И далеко не с первого года работы стало получаться отстраняться эмоционально, чтобы выполнить свою работу и не испытывать дикого желания порвать на куски мразей. Но с годами научился. Притёрся, очерствел, перестал так остро внутри реагировать. Профессиональное. Иначе с катушек быстро можно съехать.
Но сейчас торкнуло. Захотелось пидору шею свернуть до хруста, стоит только представить, что он и его стая шакалов могли сделать с девчонкой. В живых бы вообще оставили? А если бы и оставили, опоили, чтобы сказать, что сама дала. И что бы от неё осталось потом?
Женя же такая… девочка. Ей восемнадцать, да, и она уже не ребёнок. И мыслит, и ведёт себя как молодая женщина, но она такая чистая, такая искренняя, такая открытая. Я таких и не видел.
Неиспорченная. Без этого молодёжного “дай мне всё, хочу”, что уже проклёвывается у моей Ксюхи.
А эти козлы…
Несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки, чтобы успокоиться. Знаю ведь, что эмоции — худший помощник.
— Что ещё о нём узнал? — спрашиваю Рыжего.
— Да так в целом: жрёт в “Манифесте” частенько, учится, похоже, в Южном универе…
— Кто бы сомневался.
— В Кировский катается частенько, на Тельмана. Кажется, кто-то из его приятелей там живёт.
— А к общаге?
— Было дело. Не то чтобы туда целенаправленно он ездил, куда-то едет и туда петляет, хотя иногда совсем не по пути. Будто высматривает кого-то.
— Угу, ясно.
Сам несколько раз фоткаю тачку Руслана, кладу купюры возле рычага передач и сваливаю. Сажусь в свой автомобиль и выворачиваю с парковки.
Думаю.
Мудак отцепляться не собирается. Не думаю, что попытается совершить то, что намеревался, но сильно запугать девчонку попытается, чтобы никому не рассказывала. И хрен его знает, до чего это запугивание дойти может.