Сначала повзрослей
Шрифт:
Понятно же, что это квартира Германа Васильевича, и он в ней живёт. Я прекрасно это осознаю. Но всё равно дёргаюсь от неожиданности, чувствую как по спине пробегает лёгкая дрожь. Замираю посреди прихожей, ожидая, пока он войдёт.
Герман Васильевич переступает порог, и пространства в прихожей становится как-будто бы значительно меньше.
— Чем это так охренительно пахнет? — тянет носом. — Это что… борщ?
Он произносит это так, будто обыкновенный борщ — это для него нечто невиданное.
— Да. Вы не любите? — переминаюсь с ноги на ногу.
— Я уже
Он такой прямолинейный, что это заставляет меня усмехнуться и немного расслабиться.
— Я не знаю, какой вам нравится, сварила, какой умею. Может, этот тоже покажется… невкусным.
— Ну это вряд ли, Женя, — Герман Васильевич устало стаскивает с плеч куртку и бросает её на вешалку. — В квартире запах такой, что слюной подавиться можно. Тут, знаешь ли, никогда вообще так не пахло.
Мне становится настолько приятно это слышать, что я не выдерживаю и опускаю глаза, ощущая, как кожу на лице начинает покалывать. Ох уж этот румянец, сколько себя помню, постоянно предавал меня, выдавая на поверхность все мои эмоции.
— Там всё на плите. Я пойду в комнату, на завтра ещё нужно подготовиться к занятиям.
— Конечно, — кивает он. — Я в душ, а потом на кухню. И, Жень, — осторожно прикасается к моему локтю, когда я, кивнув, уже собираюсь уходить. — Ты вот это всё не обязана, поняла? Только если есть время и желание. Ты тут не кухарка и не прислуга, а гостья.
— Спасибо, — киваю в ответ, а у самой начинает гореть огнём кожа в месте, где он прикоснулся.
Ухожу в комнату, интуитивно потирая руку. Почему я так реагирую? Нервы всё, наверное…
С конспектом я решаю прилечь. Лампу за письменным столом включить не получается, наверное, нерабочая. А отвлекать Германа Васильевича сейчас не хочу. Над кроватью свет ярче, вот и умащиваюсь с тетрадкой.
Даже и не знаю, сколько успеваю прочитать, как засыпаю. Уплываю в сон незаметно сама для себя, даже свет не выключив. Потом просыпаюсь, вздрогнув. Шея затекла в неудобной позе, тетрадь смялась под упавшей сверху рукой.
Сколько вообще времени? За окном темно, ночь, значит. Я же будильник не завела, ещё просплю в колледж.
Сажусь на кровати и шарю руками по покрывалу, не могу найти телефон спросонья. Блин, я его, видимо, вообще на кухне забыла. Надо сходить забрать.
Заставляю себя сползти с кровати и отправиться на кухню. Свет гашу, чтобы в гостиную не попал, когда двери открою. Герман Васильевич же спит, наверняка.
В гостиной темно, и я осторожно прохожу в сторону коридора, стараясь не шуметь. А когда сворачиваю к кухне, то замираю как вкопанная. Меня будто в кипяток бросает.
Дверь ванной как раз открывается, и в коридор выходит Герман Васильевич. Высокий, мощный, просто огромный. И… абсолютно обнажённый.
13
У меня будто весь воздух выкачали из лёгких. Наверное, я похожа на идиотку, потому что стою, открывая и закрывая рот, как рыба. Замираю без единого движения.
И смотрю. Будто кто-то взял и приклеил мой взгляд
Жар неумолимо расползается по всему телу. Не только щёки пылать начинают, а вся кожа. Чувствую, как горит шея, грудь, даже спина. Огонь ползёт по позвоночнику и растекается в руки и ноги, вызывая в пальцах покалывание.
— Лучше тебе пойти спать, девочка, — басит, хмуро взглянув на меня, Герман Васильевич.
Мужчина стаскивает с плеча полотенце и спокойно оборачивает его вокруг бёдер. А у меня дыхание перехватывает. Будто кто-то сжал мои рёбра в тиски и не разжимает. Стальным кольцом стянул. Вдохнуть глубоко не получается. Вот-вот голова кружиться начнёт.
— Я… — хриплый звук обдирает пересохшее горло, и я не узнаю собственный голос, — да, конечно. Я просто…
Хотела забрать телефон. Но сейчас на него вообще плевать. Я пячусь, делаю шаг назад на деревянных ногах, не сразу понимая, что так и продолжаю смотреть на него.
— Иди. — Давит голосом, хотя тон его спокойный.
И я не могу, не смею ослушаться ослушаться. Подчиняюсь, срываясь с места.
Буквально пролетев через гостиную, забегаю в комнату и захлопываю дверь дрожащими руками. Прислоняюсь к ней спиной и с силой бьюсь затылком, пытаясь немного привести себя в чувство.
Сердце стучит так быстро, что кажется, будто проломит рёбра, покрошит там всё внутри, а потом выпрыгнет и покатится по полу. Пытаюсь выровнять дыхание, но получается очень и очень медленно. В крови играет какой-то странный коктейль, запустивший сотни незнакомых, чужеродных реакций. Я не могу, просто не могу прогнать стоящую перед глазами картину: мужчина, в просвете дверного проёма — высокий, большой, широченные плечи, загорелая кожа, мышцы рельефные как на картинке. И эти капли воды, что медленно стекают по его груди всё ниже. Туда, куда я так и не посмела опустить глаза…
Мотнув головой, сжимаю её ладонями, тру лицо, пытаясь отвлечься, переключиться, смазать как-то это странное тревожащее состояние. Я ведь никогда не видела обнажённого мужчину. Взрослого мужчину. Тем более так близко.
Это странно. То, что я чувствую. Будто под кожу загнали тысячи микроскопических молний, и они её наэлектризовали. И кровь тоже… всю меня.
Непонятно так. Ты видишь тело человека, а в ответ с твоим собственным телом что-то происходит. Горло пересыхает, в коленках слабость появляется, а внизу живота странная тяжесть.
И как же быть дальше? Как мне утром ему в глаза посмотреть?
Я выключаю свет и залезаю под одеяло. Сворачиваюсь клубочком, пытаясь унять странную дрожь. И про смартфон на кухне забываю. Точнее, ни за что теперь за ним не пойду сейчас. Просплю колледж, так просплю.
Вот только если бы ещё и уснуть было так просто. С таким-то сердцебиением.
Никак не могу улечься, кручусь то на правый бок, то на левый. Будто не в постели я, а на камнях твёрдых или на досках. Все чувства, все ощущения обострены. И слух тоже — ненамеренно ловит любые звуки из тишины квартиры. И мягкие шаги за дверью, и негромкий скрип дивана и размеренное дыхание спустя какое-то время.