Снег как пепел
Шрифт:
У Спринга есть его собственные рудники в принадлежащей ему части Кларинских гор. Там жители королевства добывают порох для стрельбы из пушек. Залежи этого пороха есть только в их рудниках и больше нигде. Мы решили, что Спринг затеял войну для расширения своих владений. Однако, победив, Ангра не прибрал к рукам наши рудники. Он просто закрыл их от нас, словно его целью было планомерное разрушение Винтера — кусочек за кусочком, личность за личностью. Он заставил людей смотреть на то, как самое ценное, что есть у Винтера, приходит в упадок и запустение.
Наверное, уничтожив нас всех, Ангра снова откроет рудники. Но пока мы живы, ему гораздо приятнее дразнить нас нашими бесполезными рудниками, изводить, вынуждать ошибаться
Я закидываю ягоду в рот и устремляю взгляд на огненные, пепельно-черные горящие угли. От кусочков льда немеют зубы, замороженная ягода холодит язык, но ее прохладная сладость почему-то не доставляет прежнего удовольствия. Я кладу палец на край костровой ямы — подальше от жара — и держу так, пока жгучее тепло не охватывает всю руку. Мой подвиг настолько важен, что ради меня даже жгут уголь, глядя на который я вспоминаю, почему никогда не чувствовала себя настоящей уроженкой Винтера. Я хочу относиться к прошлому с таким же глубоким пониманием, как Генерал, Элисон и все остальные, но не могу. Меня с Винтером связывают лишь истории, рассказанные другими. Я думала, что, приложив руку к спасению королевства, почувствую, что достойна его. Думала, что смогу заполнить пустоту, оставленную недостатком воспоминаний. И сегодня я совершила важное дело. Тогда почему же не ощущаю ни гордости, ни воодушевления?
За моей спиной шуршит полог — еле слышный звук, который можно было бы не заметить за шипением угля и свистом ветра. Мои мышцы напрягаются, на руках шевелятся волоски. Но я не вздрагиваю, не поворачиваюсь, лишь подцепляю вилкой кусочек репы. Мгновением позже чувствую, как к шее прикасаются чьи-то пальцы. По телу проходит дрожь, но вызвана она не холодом прижатых к моей коже мокрых волос.
— Ты убита, — со смехом в голосе сообщает Мэзер.
Когда я только-только начала свое обучение, он вечно подкрадывался ко мне в палатках или на тренировочном дворе, касался моей шеи и тихо бросал эту шутливую угрозу. И сколько бы раз он этого ни вытворял, я каждый раз визжала так, словно сам Ангра подобрался ко мне. Генерал конечно же этого не пресекал, ворча, что мне пора перестать быть рассеянной. Вскинув глаза на Мэзера, я перестаю жевать. С ухмылкой на губах он плюхается на подушки напротив меня.
— Убита? — фыркаю я. — Да я позволила тебе подкрасться ко мне! Что, ударила в голову вся эта блажь «я-будущий-король-Винтера», ваше высочество?
Мэзер кривится.
— Ты всегда говоришь, что позволяешь подкрасться к себе. Так сильно боишься признать, что не настолько хороша, как о тебе думают другие?
Я сглатываю.
— Разве не все боятся того же?
Мэзер опускает взгляд на костровую чашу, в синеве его глаз пульсирует оранжевое свечение.
— Уильям показал мне половинку медальона, — тихо говорит он.
Мои пальцы судорожно сжимают вилку. Я открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, но в голову приходят лишь те самые развеивающие иллюзии вопросы, что я ему уже задавала. Вопросы, от ответов на которые наш флер счастья испаряется, точно капли воды на горячих углях. Поэтому я молчу, и в наступившей тишине Мэзер поднимает на меня глаза.
— Странно думать о том, что в последний раз винтерианцы видели этот медальон на шее моей матери. — Уголки его губ изогнуты, взгляд направлен куда-то вдаль — в полотно, сотканное из чужих воспоминаний, которыми с ним тоже делились остальные: о его матери, королеве Ханне Динам; о том, как Ангра вступил в дженьюрианский дворец, убил ее и разломал накопитель надвое. Узнаю этот взгляд. Точно такое же разочарование отражается на лице Мэзера, когда он не попадает в цель на тренировке, когда Генерал побеждает его в спарринге или когда я спрашиваю его, на что бы он использовал магию, если бы мог, — разочарование в себе самом, в своей неспособности
— Ты чокнутый, — качаю я головой.
— Да? — улыбаясь, выгибает он брови.
— Ага. — Я всаживаю в репу вилку и оставляю ее там. — Мы достали половинку медальона. Сейчас ты должен быть счастлив, по-настоящему счастлив, без всяких оговорок, а не строить из себя мистера «Наследник Винтера» с нацепленной фальшивой улыбкой.
Лицо Мэзера мрачнеет. Он некоторое время молчит. Его руки на коленях лежат так, будто он держит в них все свои волнения и тревоги.
— Я ничего не почувствовал, — почти шепчет он, погрузившись в свои мысли, — когда увидел половинку медальона. До этого я не видел ни единой вещи, принадлежавшей моей матери. Я должен был хоть что-то почувствовать.
У меня учащается сердцебиение, и я опускаю взгляд на костровую чашу. Ведь я сама волнуюсь так же. Порой я забываю, насколько мы с Мэзером похожи, — мы оба слишком юны, чтобы чувствовать какую-то особую привязанность к Винтеру. Только Мэзер переживает из-за этого сильнее меня. Ведь он король. Но у меня нет ни мудрых слов для его утешения, ни понимания, как вселить в него уверенность, если бы они были, то я бы и со своими сомнениями разобралась.
— Сейчас это всего лишь половинка медальона, — пробую я успокоить его. — Может, ты почувствуешь что-нибудь, когда у нас будет целый накопитель.
Мэзер пожимает плечами.
— Забыла, что у меня с ним никакой связи не будет? Я ее сын, и только. — Его щеки вспыхивают от стыда, и он качает головой. — Прости. Ты права. Сегодня удачный день. Я должен быть счастлив. Ты достала половинку медальона. Спасибо. — Он наклоняется вперед, пристально глядя мне в глаза. — Я правда очень благодарен тебе, Мира.
Мое лицо наверняка отражает смятение, но я ничего не могу с этим поделать. Я не знала, что Мэзер возлагал такие надежды на половинку медальона, что он так отчаянно хотел почувствовать связь со своей матерью. Я не помню своих родителей и даже не знаю, кем они были. Но мне и в голову не приходило, что Мэзеру может быть так больно из-за людей, которых он, как и я, давно потерял. Он скучает по своему отцу? Муж Ханны, Дункан, до того как стать королем, был винтерианским лордом. Жалеет ли Мэзер, что не может поговорить с человеком, который оказался в такой же ситуации, как и он, — стал королем в королевстве, где правит женская линия королевской династии?
Чувство вины и тревога терзают душу. Я мучительно желаю помочь Мэзеру, но знаю, что это так же не в моих силах, как не в его силах заставить работать магический накопитель. К счастью, в этот момент распахивается полог палатки и появляется Генерал. Он окидывает взглядом почти опустевшие чаши с едой и мои влажные волосы. У меня екает сердце. Совсем забыла, зачем я здесь: чтобы доложить генералу о случившемся.
Генерал молча садится рядом со мной. Он не выговаривает мне за вольное поведение с нашим будущим королем, не бранит за несоблюдение формальностей и появление в перепачканном виде.
— Итак, — вынимает он из кармана шкатулку, — не потрудишься ли все объяснить?
Я вдруг ощущаю себя непослушным ребенком, который донимал Генерала, предлагая ему помощь, размахивающим мечами, точно нелепыми стальными крыльями, и не проявляющим никаких боевых качеств, пока не взялся за оружие дальнего боя — шакрам — и не доказал, что может быть полезным. Ребенком, каким меня всегда видит Генерал.
Шакрам! Сердце ухает вниз. Снег насущный, я должна сказать Генералу, что потеряла еще один диск! В связи со снижением добычи железа в Примории из-за закрытия винтерианских рудников, оружие значительно подорожало. А наше бродяжничество — не шибко прибыльное «ремесло». Я хватаю ягоду, избегая взгляда Генерала.