Снег как пепел
Шрифт:
— Да, — отвечаю тихо. — Я действительно так полагала.
Я удаляюсь от Мэзера и Генерала, чувствуя себя так, словно сплю и вижу кошмарный сон. Кошмарный сон, в котором я всем сердцем желаю, чтобы Мэзер бросился за мной, оттолкнул Ноума, сказал, что никогда не сможет выдать меня замуж за кого-то другого, потому что все это время был в меня влюблен. Ноум открывает для меня дверь в бальный зал и улыбается хлынувшим на нас звукам музыки и смеха своих придворных.
— Ты теперь
Я сдерживаю недовольное фырканье. Ноум останавливает меня, хватая за руку, и, когда его пальцы стискивают ее, в памяти всплывает один из уроков Генерала, на котором он давал нам королевские родословные. У Ноума была жена. Мать Терона, Мелинда Дефиоре, принцесса Вентралли. Я воображаю Ноума, приклонившего колени у ее постели. Смерть уже цепко держит ее в объятиях. Она больна, очень больна, но что не так с Ноумом? Он позволил ей умереть?
Я мотаю головой. Когда Генерал рассказывал о том, как она умерла? Я не помню этого, но перед глазами так ярко стоит эта картина, что, наверное, на одном из уроков он все же упоминал о смерти королевы Корделла.
Ноум возвращает меня из воспоминаний, крепче сжимая пальцы и беря меня под руку так же, как до этого Терон, но более грубо, будто я его собственность. Он владеет всем Корделлом и привык к тому, что каждое живое существо — человек ли, животное и даже растение — склоняется перед силой его накопителя. И хотя я не корделлианка и его накопитель никак не действует на меня, я все равно ощущаю исходящую от него власть. Теперь он владеет и мной.
Перед нами в быстром танце проносятся пары. Вокруг звенит смех, но я едва слышу его, пораженная внезапно злым взглядом Ноума, в то время как вся его фигура выражает спокойствие и любезность.
— Я нужен вам, — шепчет он. — Я нужен Винтеру. Ты пройдешь надлежащее обучение: узнаешь историю Корделла и научишься этикету. Советую тебе не перечить мне и во всем подчиняться.
Меня бросает в дрожь. В этот миг, когда Ноум подпитывается моим страхом и наслаждается своей властью, я почему-то вижу Ирода, играющего со мной как кошка с мышкой, чей хвост она зажала когтями. Я выдергиваю руку из хватки Ноума.
— Так вот что делала ваша жена? Перечила вам? — бросаю я обвинение, как шакрам.
На лице Ноума появляется такое выражение, что мне становится его чуточку жалко. Он не хотел это слышать.
— Что… — говорит он,
Я в ответ вонзаю в его кожу ногти.
— Может, вы и загнали меня в ловушку, — стряхиваю я его руку, — но вы не первый, кто меня недооценивает. Послушайтесь моего совета, король Ноум: угрожайте мне с большим почтением.
И прежде чем он успевает мне ответить, я разворачиваюсь и ныряю в ряды танцующих пар и стремительно обхожу их, пока не оказываюсь в самом центре двигающихся тел и шелестящих платьев. Вокруг меня кружит разноцветье — блестящее золото, темная зелень, синева, поднятая, кажется, из самой глубины моря Дестас. Окруженная музыкой и вращающимся кругом людей, я почти расслабляюсь. Я закрываю лицо ладонями и дышу. Вдох-выдох, вдох-выдох. Просто дышу. Неважно, что сейчас происходит, неважно, кто меня предает, неважно, что какой-то напыщенный индюк считает, что обладает властью надо мной. Я — это я. И я всегда останусь собой.
Но кто я сейчас? Девушка с напудренным лицом и в рубиновом платье, попавшая под пристальное внимание высшего общества Корделла. Та, что может ответить королю Корделла тем же презрением, каким он награждает ее. Леди. Разве это я? Такая девушка не имеет значения ни для Мэзера, ни для Генерала. Такая не будет принимать участия ни в каких делах возрожденного Винтера, что бы там ни говорил Ноум. Ею можно помыкать, затыкать ею дыры, без сожалений использовать, как свечу в безлунную ночь, пока она не сгорит и не превратится в огарок покорности и послушания.
Я хотела быть солдатом. Той, что заслужит свое место при Винтере. Той, на которую с гордостью будет взирать Генерал. Но сейчас я та, какой он всегда хотел меня видеть — не солдат.
Чья-то рука берет меня под локоть, и я дергаюсь назад, поняв, что это Мэзер. Будто чувствуя, что я готова его ударить, он обхватывает меня за талию и вовлекает в танец.
— Я просто хочу поговорить, — умоляет он, когда мы начинаем кружиться под музыку в море танцующих тел.
— А я не хочу, — грубо отвечаю я и освобождаюсь из его рук.
На нас пялятся кружащиеся рядом пары, но я не собираюсь танцевать с Мэзером, несмотря на его протянутые ко мне руки, отражающуюся на лице муку и тусклый взгляд. Всего через секунду он овладевает своими эмоциями, и я снова вижу маску невозмутимости. Он прячет свои чувства, заталкивает их подальше, делая вид, что происходящее ничего для него не значит, в то время как должно значить все. Я качаю головой. Я не расплачусь.
— Ты, помнится, говорил, — начинаю я, и слова, точно песок, царапают горло, — что знаешь, каково это — считаться никчемным по причинам, от тебя не зависящим. И что после этого? Спасибо, Мэзер. Спасибо, что наконец указал мое место.