Снег в августе
Шрифт:
– Отец Хини?
Святой отец поднял глаза:
– Да?
– Можно задать вам вопрос?
– Конечно, малыш.
– Иисуса убили евреи?
Священник смотрел прямо на него, и Майкл обратил внимание на его красные водянистые глаза.
– Почему ты задаешь мне тупые вопросы в этот утренний час? – сказал он резким тоном.
– Я… ну, в общем… тут дети говорят, понимаете, на Эллисон-авеню… в общем – говорят, что это евреи убили Иисуса. И…
– Они дебилы.
– Евреи?
– Нет, идиоты, с которыми ты беседуешь на Эллисон-авеню.
Святой отец посмотрел вверх, сделал последнюю затяжку и открыл кран в раковине.
– Иисуса убили римляне, – сказал отец Хини с отвращением. – Они всем заправляли в Иерусалиме, а евреи – нет. Римляне увидели в Иисусе угрозу своей власти. Так поступает большинство политиков. Точнее, бандитов. Они-то его и грохнули. Как рэкетиры. Если бы твои друзья-идиоты с Эллисон-авеню умели читать, они бы это знали.
Майклу нравилось, как отец Хини говорит; если бы Хамфри Богарт был священником, он бы тоже сказал, что Иисуса «грохнули».
– Кроме этого, Иисус и сам был евреем, – сказал отец Хини и вздохнул. – Но лучше бы тебе этого не знать, так уж устроен мир.
Он дотянулся до шкафа, схватил свою шинель, надел ее и подошел к двери.
– Общайся лучше с кем-нибудь другим, малыш, – сказал священник и вышел.
Майкл пришел в возбуждение. Отец Хини все подтвердил: в энциклопедии написана правда. Иисус был евреем. А если это правда, то правда и все, что он вычитал из большой синей книги. О евреях. Обо всех прочих. Он смотрел через дверь в алтарь – прихожане собирались к причастию. Он вышел через ризницу в алтарь, прошел мимо склонивших головы старух, дыша воздухом, густо пахнувшим ладаном и свечным воском. Дошел, не оглядываясь, до входной двери, вышел на улицу и вдохнул чистый холодный воздух января.
Это римляне убили Иисуса!
Спускаясь с заледенелого холма, он представлял себе, как римляне это делают. Люди в железных шлемах втыкают копья в бок распятому Иисусу. А другие римляне играют в кости – кому достанется его одежда. И каждый похож лицом на Фрэнки Маккарти. Кучка гадких уродов.
Дойдя до синагоги, Майкл направился к боковому входу и громко постучал в дверь. Чуть погодя рабби открыл ему. Увидев Майкла, он посветлел лицом и улыбнулся. Одет он был во все то же мятое твидовое пальтецо, на голову нахлобучена черная шляпа, роговые очки свисали с шеи на шнурке. За его спиной виднелась темная прихожая.
– Нашли кого-нибудь? – сказал Майкл. – Ну, чтобы свет вам включил?
Рабби улыбнулся.
– Нет, – сказал он. – Шабес-гой я не находил.
– Чего не находили?
– Шабес-гой. Сегодня шабес. По-вашему, суббота, – он открыл дверь шире. – Заходить. Пожалуйста, заходить. Коом арайн, битте [7] …
Не дожидаясь, пока его попросят, Майкл щелкнул выключателем. На потолке зажегся плафон. Глаза рабби блеснули, и он закрыл дверь перед летевшим с Келли-стрит снегом.
7
Давай, пожалуйста (идиш).
–
– Заходить, пожалуйста, – сказал он. – Здесь очень холодный.
На мгновение мальчик испытал прежний страх. Может быть, на этот раз рабби готовит ловушку. И потому улыбается. Что окажется за этой дверью? Почему я должен ему верить? Возможно, отец Хини неправ и вся эта ложь на самом деле – правда, ведь возможно же… Майкл чуть замешкался, подавляя в себе желание развернуться и пуститься наутек. И услышал голос Сонни, назначающий его шпионом.
– Мне здесь нужно тоже шабес-гой, – сказал рабби. – Чтобы сделать чай, мне нужно плита и…
Открыв дверь, он осекся. Майкл сделал вдох и проследовал за ним в каморку с низким потолком, пропахшую соленьями. На столе посредине комнаты лежали раскрытые газеты, а рядом с ними красный карандаш и увесистая книга, с виду похожая на словарь. Слева у стены стояла раковина. Рядом оказалась газовая плита с облупленной дверцей духовки. Рабби показал на нее жестом, поворачивая что-то пальцами в воздухе, пока Майкл не догадался включить газовую горелку под чайником.
– Здесь есть холодно, – сказал рабби. – Потому есть лучше, когда мы будем пить стакан чай. Ты любить чай? Хороший горячий чай в холодный день.
– Ладно.
– Гут [8] , – он будто недоговорил слово «гуталин».
– Рабби?
– Да?
– А что за слово вы говорили до этого? – сказал Майкл. – Шабус?
Рабби не сразу догадался, о чем речь, но в конце концов просветлел.
– Шабес! По-вашему – это суббота. Это начинает в пятницу вечером и длится всю субботу. Божий день. День отдыха.
8
Хорошо (идиш).
– А другое слово?
– Гой? Оно значит… значит, что человек не есть еврей. Шабес-гой – это человек, который не есть еврей, он приходит в субботу и включает свет, плиту или духовку, всякое такое. Мы не можем это делать.
– Почему это?
Рабби пожал плечами:
– Это закон. Я еврей, а еврей нельзя работать в Шабес. Это закон. Некоторые евреи работать девять дней в неделю. Я еврей, который делает по закону. Включить свет – работа. Зажечь плиту – работа. Письмо писать – работа. Нельзя трогать рукой деньги. Это закон. Чтобы восславить Господа.
Майкл подумал: самый тупой из чертовых законов, о которых ему приходилось слышать.
– А почему мне это можно? – спросил он.
– Ты есть гой, – сказал рабби. – Гой можно делать это. Еврей нельзя.
– Но ведь это тот же самый Бог, да? В смысле, я читал в книжке, что христиане произошли от евреев. Они поклоняются тому же самому Богу. А если это один и тот же Бог, почему тогда для евреев один закон, а для «гой» другой?
– Гоим. Если больше чем один – гоим.