Снег
Шрифт:
— Я не агент! — воскликнул Ка, не сумев сдержать обиду.
— Не зацикливайся на слове «агент»: я вот — агент ислама.
— Я не являюсь ничьим агентом, — ответил Ка, не смущаясь на сей раз своей обидчивости.
— То есть в эту пачку «Мальборо» не положили никакого особого вещества, которое меня отравит, лишит меня воли? Самое лучшее, что подарили американцы миру, — это красная пачка «Мальборо». Я могу курить «Мальборо» всю жизнь, до конца своих дней.
— Если ты поведешь себя разумно, ты еще сорок лет будешь курить "Мальборо"!
— Когда я говорю «агент», я подразумеваю именно это, — сказал Ладживерт. — Одна из задач агентов — убеждать людей.
— Я
— В сердце народа.
— Пустые слова, из этого народа только двадцать процентов голосует за исламистов. Но и они — за партию, которая ведет себя сдержанно.
— Скажи тогда, если эти исламисты, за которых голосуют, умеренные, то почему их боятся и устраивают военные перевороты?! Вот в чем заключается твое нейтральное посредничество.
— Я нейтральный посредник, — Ка интуитивно повысил голос.
— Нет. Tы — агент Запада. Ты раб европейцев, который не принимает освобождения, и, как все настоящие рабы, даже не знаешь о том, что ты раб. Поскольку ты в своем Нишанташы слегка европеизировался и научился искренне презирать религию и обычаи народа, ты ведешь себя, словно ты господин этого народа. По-твоему, в этой стране путь хороших и нравственных людей проходит через подражание Западу, а не через религию, Аллаха, жизнь одной жизнью с народом. Может быть, ты скажешь несколько слов против притеснений исламистов и курдов, но сердце твое втайне одобряет военный переворот.
— Вот что я могу устроить для тебя: Кадифе под платок наденет парик, так что, когда она снимет его, никто не увидит ее волос.
— Вы не заставите меня пить вино! — закричал Ладживерт. — Я не буду ни европейцем, ни тем, кто подражает им. Я буду жить в своей истории и буду сам собой. Я верю, что человек может быть счастлив, не подражая европейцам, не являясь их рабом. Помнишь, есть такие слова, которые часто говорят поклонники Запада, чтобы принизить налгу нацию: они говорят, что для того, чтобы стать европейцем, сначала нужно стать личностью, индивидуальностью, но в Турции индивидуальностей нет. Смысл моей казни в этом. Я выступаю против европейцев как личность, я не буду подражать им, поскольку я — личность.
— Сунай так верит в эту пьесу, что я могу устроить и вот что: Национальный театр будет пустым. Камера во время прямой трансляции сначала покажет, как Кадифе подносит руку к платку, а затем при помощи хитрого монтажа покажут волосы другой девушки, снявшей платок.
— Вызывает сомнения то, что ты так бьешься, чтобы спасти меня.
— Я очень счастлив, — сказал Ка, чувствуя вину, как человек, который лжет. — Я никогда в жизни не был так счастлив. Я хочу защитить это счастье.
— Что делает тебя счастливым?
Ка не сказал, как впоследствии очень много раз думал: "Потому что я пишу стихи". И не сказал: "Потому что я верю в Бога". Он выпалил:
— Потому что
Внезапно он ощутил радость от того, что может рассказать о своей любви кому-то непричастному.
— Кто твоя возлюбленная?
— Сестра Кадифе Ипек.
Ка увидел, что Ладживерт изменился в лице. Он тут же раскаялся в том, что его охватил порыв. Наступило молчание.
Ладживерт зажег еще одну сигарету "Мальборо".
— Такое счастье, которое хочется разделить с человеком, который идет на смертную казнь, — это милость Аллаха. Предположим, что я принял предложение, которое ты принес, чтобы тебе спастись и уехать из этого города, и твое счастье не пострадало, Кадифе приняла участие в пьесе в подходящей форме, которая не оскорбила бы чувство ее достоинства, чтобы не испортить счастья своей сестры, откуда тебе знать, что они сдержат свое слово и отпустят меня?
— Я знал, что ты это скажешь! — ответил Ка, волнуясь.
Он немного помолчал. Он поднес палец к губам и сделал знак Ладживерту, который означал: "Молчи и смотри внимательно!" Он расстегнул пуговицы своего пиджака и, показав диктофон, выключил его через свитер.
— Я ручаюсь, прежде они отпустят тебя, — сказал он. — А Калифе выйдет на сцену после того, как ей сообщат из того места, где ты спрячешься, что тебя отпустили. Но для того, чтобы убедить Кадифе согласиться на это, нужно, чтобы ты вручил мне письмо, в котором будет написано, что ты согласился на эту договоренность. — В тот момент он думал обо всех этих деталях. — Я устрою так, что тебя отпустят на твоих условиях и туда, где тебе захочется быть, — прошептал он. — До тех пор пока дороги не откроются, ты спрячешься там, где тебя никто не сможет найти. И в этом мне доверься.
Ладживерт протянул ему один из листов бумаги, лежавших на столе.
— Напиши здесь о том, что ты, Ка, являешься посредником и гарантом того, что меня отпустят, и я смогу целым и невредимым уехать из Карса в обмен на то, что Кадифе, не запятнав своей чести, выйдет на сцену и снимет платок. Если ты не сдержишь своего слова и если и меня приведут на пьесу, каким будет наказание поручителя?
— Пусть со мной случится то же, что и с тобой! — сказал Ка.
— Тогда так и напиши. — Ка тоже протянул ему лист бумаги. " — Ты тоже напиши, что согласен на сделку, о которой я говорил, что известие об этой сделке было передано Кадифе мною и что она приняла решение. Если Кадифе согласится, то напишет это на листе бумаге со своей подписью, а тебя освободят подходящим образом, прежде чем она снимет с себя платок. Напиши это. Где и как тебя должны освободить, реши не со мной, а с человеком, которому ты больше доверяешь в таком деле. В этом вопросе я советую тебе брата по крови покойного Неджипа, Фазыла.
— Мальчишку, который писал Кадифе любовные письма?
— Это был Неджип, он умер. Он был особенным человеком, которого ниспослал Аллах, — сказал Ка. — Фазыл тоже хороший человек, каким был и тот, другой.
— Раз ты так говоришь, я поверю, — сказал Ладживерт и начал писать на листе бумаги, лежавшем перед ним.
Первым закончил писать Ладживерт. Когда Ка закончил писать свое поручительство, он увидел, что Ладживерт смотрит на него, насмешливо улыбаясь, но не обратил на это внимания. Он был невероятно счастлив из-за того, что уладил дело, что они смогут уехать из города с Ипек. Не говоря ни слова, они обменялись бумагами. Ка увидел, что Ладживерт сложил бумагу, которую дал ему Ка, не читая, и положил ее в карман, и поэтому сам сделал то же самое и опять включил диктофон, нажав на кнопку так, чтобы Ладживерт это заметил.