Снеговик
Шрифт:
Тут до Уды дошло, что он ведь был ее кушем. Ее сенсацией.
— Козел! — ругнулась она.
Продюсер промолчал.
Поп-звезда рассказывала о психологических проблемах и о том, что они передаются по наследству. Уда посмотрела на часы. Сорок секунд. Да, слишком серьезно сегодня получилось для пятничного-то вечера. Готовились титры. Боссе перебил звезду, обратившись к Стёпу:
— Арве! — Обычно в конце программы Боссе начинал звать собеседников по имени. — Есть среди ваших знакомых
— Нет, — улыбнулся Стёп. — Если только не считать сумасшествием стремление к абсолютной свободе.
Боссе уже закруглялся. Теперь ему оставалось только пробежаться по остальным гостям и представить песенку. Несколько заключительных слов от психолога, и вот он повернулся к старшему инспектору:
— Теперь, когда вы схватили Снеговика, и у вас, Харри, наверное, появится пара свободных дней, чтобы поиграть?
— Нет, — ответил Харри. Он почти сполз со стула, так что его длинные ноги чуть ли не упирались в поп-звезду. — Снеговика не схватили.
Боссе понял бровь, с удивлением ожидая продолжения. Уда надеялась, что оно будет поинтереснее, чем обещало начало.
— Я никогда не говорил, что Идар Ветлесен — это и есть Снеговик. Наоборот, все указывает на то, что Снеговик по-прежнему на свободе.
Боссе издал специально отрепетированный смешок, который использовал, чтобы поддержать гостя в безуспешной попытке пошутить, и с кривой ухмылочкой произнес:
— Думаю, вы это говорите, чтобы моей жене сегодня приснились сны поинтереснее.
— Вовсе нет, — сказал Харри.
Уда посмотрела на часы и увидела, что помощница режиссера стоит за камерой и подпрыгивает, держа ладонь ребром у горла, — показывает Боссе, что время вышло и надо успеть дать первый куплет песни, чтобы припев пришелся на титры. Но Боссе был лучший. Он знал, что этот разговор важнее всех песенок на свете. Поэтому он проигнорировал гитарное вступление и весь подался вперед на своем кресле, чтобы привлечь зрителей к тому, что творится на их глазах. Вот он — куш. Сенсационное заявление официального лица. Здесь, в его, в их программе. Его голос дрожал почти от вожделения:
— То есть вы хотите сказать, Холе, что полицейские нам лгали? Что Снеговик все еще на свободе и убийства не закончились?
— Нет, — ответил Харри, — мы не лгали. В деле просто появились новые данные.
Боссе повернулся на кресле, режиссер скомандовал оператору: «Наезд!», и вот лицо Боссе — во весь экран, взгляд направлен прямо на зрителей.
— Думаю, об этих новых данных мы скоро услышим в выпуске вечерних новостей. Смотрите «Боссе» в следующую пятницу! Спасибо за внимание!
Уда закрыла глаза. Песенка дошла до припева.
— Господи боже ты мой, — услышала она сдавленный
Самой Уде хотелось только одного — завыть. От радости. Здесь, думала она, и есть тот самый полюс. Мы не просто там, где что-то происходит. Мы сами и есть то, что происходит. Мы — его часть!
Глава 22
День восемнадцатый. Совпадение
Гуннар Хаген стоял у двери в ресторан «Шрёдер» и озирался. С момента последних титров «Боссе» прошло тридцать минут и три телефонных разговора. Он не нашел Харри ни дома, ни в Доме искусств, ни на работе. И тогда Бьёрн Холм посоветовал ему заглянуть в ресторан «Шрёдер», где у Харри было убежище. Контраст между молодыми, красивыми, без-пяти-минут-знаменитыми клиентами Дома искусств и старыми алконавтами «Шрёдера» был разительный. В углу у окна в полном одиночестве сидел за столом Харри. С полулитровым стаканом.
Хаген двинулся к столу:
— Я пытался до тебя дозвониться. Ты что, мобильный выключил?
Старший инспектор взглянул на него без всякого выражения:
— Да звонили тут все… Куча журналистов, оказывается, только и мечтают со мной поговорить.
— На канале мне сказали, что редакция программы «Боссе» обычно вместе с гостями ходит после эфира в Дом искусств.
— Меня поджидали журналисты, поэтому я попросту смылся. Так в чем дело, шеф?
Хаген хлопнулся на стул и посмотрел, как Харри поднимает к губам стакан и золотистая жидкость течет к нему в рот.
— Я говорил с начальником управления, — сказал Хаген. — Это уже серьезно, Харри. Заявить, что Снеговик по-прежнему на свободе, значит нарушить приказ о неразглашении информации.
— Это точно, — отозвался Харри и сделал еще глоток.
— «Точно»? И больше тебе нечего сказать? Ради всего святого, Харри, какого черта ты это сделал?
— Общественность имеет право знать, — усмехнулся Харри. — Наша демократия, шеф, построена на гласности.
Хаген стукнул кулаком по столу, отчего люди с соседних столиков посмотрели на него ободряюще, а официантка, проходившая мимо с подносом полулитровых стаканов, — тревожно.
— Ты со мной, Харри, кончай в игры играть. Мы официально заявили, что дело закрыто. Ты в очень дурном свете показываешь власть, ты хоть это понимаешь?
— Моя работа — ловить убийц и бандитов, — ответил Харри, — а не показывать чего-то там в хорошем свете.
— Это две стороны одной и той же медали, Харри! Наши профессиональные действия зависят от того, как к нам относится общество. Пресса — это важно!