Снегурка
Шрифт:
Дарьюшка поверила возлюбленному, и он не обманул ее. Следующим же вечером Алеша стоял со своим отцом Захаром на крыльце дома кузнеца Степана. Дарьюшка, взволнованная и радостная, широко распахнула перед ними двери. Она была в нарядном платье болотно-зеленого цвета, которое оттеняло цвет глаз и очень ей шло. На тонкой девичьей шее поблескивала ниточка алых бус. Русые косы были уложены вокруг головы, точно корона. Глаза Дарьюшки сверкали, щеки румянились от волнения.
– Хороша девка! Кровь с молоком! Дети будут у вас – загляденье! – шепнул Захар Алеше на ухо.
А сам парень даже растерялся
– У вас – товар, у нас – купец! – громко воскликнул Захар, увидев в дверях Степана.
Но Степан сватам был не рад.
– Наш товар не продажный, – буркнул он в ответ, – и гостям мы нынче не рады!
Дарьюшка от этих слов побледнела, и губы ее скривились.
– Отец, – растерянно прошептала она, – а как же наш уговор?
Степан строго взглянул на дочь и приказал ей ступать в дом. Когда Дарьюшка ушла, он нахмурил брови и сурово посмотрел сначала на Алешу, а потом на Захара.
– Не обессудь, Захар, но лучше уводи своего парня отсюда подобру-поздорову. Я за какого-то гармониста свою единственную дочь замуж не отдам. Пойдет, как положено, за серьезного мужика, такого, как я.
– Степан, ты уж больно суров! Пойдем в избу, выпьем, пообсудим? Дело-то молодое! – заискивающим тоном проговорил Захар.
– Нет! Сказано – все! Ступайте со двора! Сосватана уже моя дочка, – сквозь зубы процедил Степан и, хлопнув дверью прямо перед носом мужчин, скрылся в доме.
Алеша сник, опустил голову и не мог даже взглянуть на отца от стыда.
– Чего это было-то, сынок? – разочарованно спросил Захар, – Неужели девчонка тебя обманула?
Он потрепал сына по светлым кудрям, потом достал из-за пазухи бутылку самогона, откупорил ее и отпил большой глоток.
– Батя, хоть бы сегодня-то не пил! – недовольно проговорил Алеша.
– А чего сейчас – хранить ее что ли? Я на сватовство с собой брал, в честь праздника со сватом выпить, но раз так все вышло, значит, с горя один выпью.
Алеша молча спустился с крыльца и глянул на Дарьюшкино окно, оно было занавешено тканью, ничего сквозь нее не было видно. Ему хотелось постучать, но он не стал. Наверняка, Дарьюшке не до него сейчас. Они с отцом медленно побрели по дороге прочь от дома кузнеца Степана…
А в это время Дарьюшка горько плакала, лежа на узкой кровати в своей девичьей.
– Ты всегда меня понимал, батя, всегда любил и баловал, всегда все по-моему делал! Почему же сейчас ты мою жизнь разрушить хочешь?
Степан гневно ударил кулаками по столу
– И зря! Зря любил! Зря баловал! Ремнем тебя пороть надо было, а не жалеть.
– Да что же ты, батя? Не узнать тебя сегодня, будто бес вселился! – захлебываясь слезами, выговорила Дарьюшка.
Степану было тяжело наблюдать за страданиями дочери, но он поднялся из-за стола, подошел к девичьей и замер в проеме.
– Все, Дарьюшка. Погуляла по вечоркам, и хватит. Кончилось детство. Через месяц замуж тебя выдаю. Сговорились мы с Игнатом Ильичем, берет он тебя.
Дарьюшка даже вздрогнула от этой новости. Ее как будто окатили с ног до головы холодной водой.
– Но он же старый, батя! И вообще, ты меня-то спросил? Я не хочу! Не пойду!
–
Степан снова стукнул кулаком, на этот раз по стене. Дарьюшка всхлипнула горестно, уставилась на отца большими зелеными глазами, но тот был непреклонен.
– То, что не молод он, так это даже к лучшему. Меньше ругаться будете. Он уже пожил, жену схоронил, денег заработал. Все у него для счастья да для житья есть, так что будет тебя на руках носить, как королевишну.
Дарьюшка вдруг побледнела и затряслась, точно осиновый лист на ветру, взгляд ее стал диким.
– Батя… – прошептала она, – я не пойду. Я Алешу-гармониста люблю.
И тут Степану стало так жаль дочь, что сердце в груди защемило, будто сжало его тисками. Но давеча мать ему такого стыда понарассказывала про нее и про парня гармониста, что он едва успокоился. Сначала – так вообще убить ее хотел. Нет, он не изменит своего родительского решения. Дарьюшка еще наивна и глупа, она позже поймет, что отец делает, как лучше. Еще благодарить его будет потом.
Степан подошел к Дарьюшке, сел рядом с ней и ласково погладил по голове.
– Ничего, дочка. И Игната полюбишь. Женская любовь, она ведь такая, очень уж переменчивая. Уж я-то знаю… Я-то знаю…
Глава 3
На несколько последующих дней Дарьюшка будто выпала из жизни. Она ходила по дому, как привидение, выполняла домашнюю работу бездумно: кашу на завтрак не доварила, обеденный суп пересолила так, что его невозможно было есть, а ужин и вовсе сожгла в печи. На следующий день все повторилось.
– Хватит кочевряжиться, Дарьюшка! Вон исхудала вся! – строго сказал ей отец на третий день.
Дарьюшка взглянула на него затуманенными глазами и покорно кивнула.
– Я завтра с ночевой в соседнее село еду, буду молодежь тамошнюю кузнечному делу учить. А ты тут давай бери себя в руки. Хватит слезами умываться. Устроила трагедию на ровном месте!
Дарьюшка ничего не ответила отцу, но в ее глазах, которые не высыхали от слез, мелькнул огонек надежды.
На следующее утро Степан запряг коня в сани и уехал, наказав матери следить за Дарьюшкой. Бабка Катерина пришла к ним в дом, по-хозяйски села за кухонный стол и стала взглядом коршуна следить за внучкой. Впервые в жизни у Дарьюшки встрепенулось внутри какое-то нехорошее чувство по отношению к бабке. Злость? Обида? Она пока сама не понимала, но точно знала, что отец взбесился из-за того, что бабка Катерина наговорила ему про нее неправду, что-то плохое и стыдное. И теперь, без вины виноватая, Дарьюшка для них обоих стала плохой, распутной девицей. А раз так…
Девушка вдруг согнулась пополам и зашлась сильным кашлем.
– Чего с тобой? Попростыла? Вечно бегаешь безо всего! – с тревогой спросила бабка Катерина.
– Угу. Вчера ещё начала кашлять, а сегодня как будто хуже стало. Как бы не заразить тебя, бабка Катерина, а то ты и так по ночам плохо дышишь!
Старуха сурово взглянула на внучку, встала и попятилась к двери. Взяв свой тулуп, она сказала:
– Подорожник себе завари, да грудь получше укутай. Со двора чтоб ни ногой! Я тебя проведывать буду.