Снегурочка для босса

Амурская Алёна

Полотенца лежат на полках, рядом с намного более удобными халатами на вешалках. Но меня почему-то так заклинивает на слове «полотенчико», что я даже не задумываюсь о сравнительной целесообразности выбора. Избавившись от тазика, просто хватаю первое попавшееся из общей стопки и передаю на вытянутой руке в дверь парной. При этом старательно смотрю в противоположную сторону.

Уф, сразу стало немного легче!

А то чувствовала я себя последние несколько мгновений как-то… наэлектризованно, что ли. Все волоски на коже будто дыбом

встали, и мурашки появились горячие…

Взгляд снова случайно цепляется за кувшин с оранжевым соком на столике. Да что же это такое? Он всe так же продолжает подозрительно колыхаться, как будто на дне работает встроенный микро-миксер!

…или его опять какая-то невидимка взболтала. Привидение белого особняка, блин!

Я перевожу задумчивый взгляд на душевую занавеску. Потом делаю шаг в ее сторону… и нерешительно останавливаюсь, услышав, как наружу вышел Морозов.

Надеюсь, в полотенце!

— Хочешь помыться? — интересуется он.

— Не совсем…

— Звучит интригующе, — его смешок кажется теплым, как парное молоко.

— Мне кажется, там кто-то есть, — тыкаю я пальцем на подозрительную кабинку и, обернувшись, вижу, как Морозов пьет сок прямо из кувшина с жадностью обезвоженного сауной человека. — Матвей, этот сок лучше не трогать!

— Почему?

— Ну… — повторять второй раз, что мне «что-то кажется» я стесняюсь, поэтому тревожно выпаливаю: — Вдруг он испорчен? И вдруг из-за этого у тебя и закружилась голова?

Он хмыкает, быстро сопоставив факты.

— У тебя есть основания так думать?.. — потом возвращает кувшин на место и неспешно направляется к душевой кабинке.

Кобальтово-голубое полотенце на его мускулистых крепких бедрах так и притягивает внимание, и я ловлю себя на некоторых трудностях с отведением взгляда.

— Там что-то шуршало…

Но за широкой занавеской цвета морской волны никого нет.

— Возможно, это был сквозняк.

— Не уверена, — с сомнением тяну я и киваю на кувшин. — Потому что этот сок тоже странно себя вёл. В смысле… он крутился там, внутри. Воронкой, как от помешивания. Сквозняк на такое точно не способен!

Морозов хмурится, почесывая свой гладко выбритый подбородок с мужественной ямочкой. Седина в его темных волосах завораживающе серебрится на висках, подчеркивая небрежно-стильную стрижку.

Какой же он всe-таки красивый!

Возможно, эта красота производит сокрушающее впечатление на его поклонниц в первую очередь по той причине, что он не придает своей внешности особого значения? Относится к ней так же спокойно и обыденно, как к наличию нормально функционирующих рук и ног…

Да, думаю, в этом и заключается сила его обаяния. Потому что Морозов не рисуется самовлюбленно, как другие популярные сценические красавчики, а просто принимает факт своей привлекательности как инструмент, который полезен для работы. И не более.

Впрочем, даже если это и обман, то очень профессиональный. Потому

что впечатление он производит именно такое.

Я тихонько вздыхаю, непроизвольно любуясь его широкоплечей фигурой… а потом с испугом подмечаю, что полотенце на его бедрах уже еле держится. Вот-вот свалится, пока он обдумывает мои слова!

Глава 10. Сладкий бред

Бывают моменты, когда действуешь без малейших раздумий на чистом импульсе, отложив рефлексию на «когда-нибудь попозже».

Прям как я сейчас.

Пока ткань медленно расползается на мускулистом прессе Морозова, я хватаю с вешалки большой махровый халат и, подлетев к удивленному боссу, накидываю ему на плечи. Только не со спины, а спереди — задом наперед, прикрывая стратегически важную часть мужского тела.

— Там у тебя… полотенце падает, — шепчу ему в лицо, чувствуя себя ужасно глупо. Поведение-то, если подумать, дурацкое для нашего раскрепощенного времени.

Он смотрит мне в глаза целое мгновение, потом его взгляд сползает вниз. На мои смущенно подрагивающие губы…

И внезапно я ощущаю напротив живота давление чего-то плотного. Стремительно твердеющего и растущего.

Потрясенная догадка выбивает из моей груди тихий вздох.

— И-извини… я не… — быстро отступаю на шаг назад, но Морозов тянется за мной, как привязанный к веревке бычок, неотрывно глядя на мой рот.

Отступление заканчивается стеной. Я врезаюсь в неё с такой силой, что дыхание перехватывает. А Морозов мгновенно оказывается рядом, уперевшись обеими руками в кафельную плитку. Халат вместе с полотенцем он затоптал по дороге, но похоже, что на собственную наготу ему наплевать. Какой кошмар.

Я взволнованно и беспомощно взираю на него снизу вверх расширенными глазами.

Что это на него нашло? Ведь совсем недавно он совершенно не казался таким озабоченным типом, чтобы так возбудиться от одного-единственного невинного прикосновения! Это какой-то бред! Или…

… ему всe-таки что-то подсыпали в сок.

— Ты такая милая, когда так смущаешься… — тягуче медленно произносит Морозов, почти касаясь носом моего носа. — Знаешь об этом?

— Н-нет, — я нервно облизываю губы.

Они так горят от его пристального внимания, как будто их уже физически зацеловали. Чудеса психосоматики, не иначе!

— Очень милая… и очень, очень соблазнительная…

Четкие очертания его красивых губ расползаются в ленивой улыбке, а синие глаза так и притягивают к себе гипнотической поволокой откровенного мужского интереса. Она придает Морозову обаятельно-шальной вид человека под градусом или скорее даже под кайфом.

— Матвей! — мужественно начинаю я, но он перебивает:

— Хочу тебя поцеловать. Прямо сейчас… — и, к моему сладкому ужасу, начинает увлечённо водить своими губами по чувствительной коже моей щеки.