Снегурочка для босса
Шрифт:
— Это… как?.. — выдыхаю я на сдавленном полустоне с зажмуренными глазами.
— Я всё равно тебе всё расскажу. Всё, что пожелаешь, Ника… за одно только твое слово, любимая…
Не могу уже терпеть его виртуозную атаку и держать голову на весу. Опускаю ее вниз и упираюсь щекой в столешницу. Она кажется влажной.
— Какое слов… о-о…
— Скажи мне «да».
— Да…. да… — отвечаю ему невнятно, уже почти ничего не соображая.
Мир рывком переворачивается. Слуха касается какой-то новый грохот… тарелки с нашим ужином,
И я вдруг обнаруживаю себя сидящей на краю стола с тяжело дышащим Морозовым между моих бедер. Пристально глядя мне в глаза, он опускает меня спиной назад и, кажется, попутно смахивает со стола еще пару бокалов… судя по хрустальному звону осколков на полу.
Я смотрю на него, как кролик на удава. Даже мысли не возникает возразить.
С такого ракурса его голый мускулистый торс кажется еще красивее, и от контрастного сочетания его широких плеч и узкой талии мой женский инстинкт просто взрывается от восторга.
Хочу обнять его, хочу потрогать…
Каждый миллиметр его гладкой кожи с твердыми мышцами…
Не прерывая контакт наших глаз, он оттягивает края белого банного халата в разные стороны — медленно, словно разворачивая обертку на своей конфете. И в несколько рывков стягивает с моих ног трусики. А затем расстегивает свои умопомрачительные тесные джинсы и накрывает меня своим телом. Кожа к коже.
— Ты вся перемазалась, — говорит тягуче-низким вибрирующим голосом, и его звуки отдаются в моей груди волнующей щекоткой. — Сладкая и холодная… — он неожиданно проводит языком длинную линию от моей щеки до самых ключиц. — Нет, уже не холодная. Горячая…
Внезапно Морозов нашаривает рядом что-то, и я вижу в его руке ложку с полурастаявшим мороженым из другой вазочки. Он облизывает ее и хрипловато сообщает:
— У тебя вкуснее.
Чувствую, как его бедра волнообразными движениями полируют внутреннюю часть моих раздвинутых ног в будоражащем предвкушении чего-то грандиозного. Неотвратимого. И чудесного.
— Поэтому игра и называется «горячим мороженым»? — спрашиваю его задыхающимся шепотом. — Опасная игра… Если есть мороженое так быстро, то у тебя есть риск заболеть…
— Заболеть рядом с тобой? — на его лице вспыхивает мимолетная улыбка, полная жаркого желания и завораживающей белозубой красоты. — Нет, Ника. Ведь ты и есть мое лекарство, — он порывисто наклоняется и начинает вжиматься интенсивнее, готовясь овладеть мной по-настоящему. И лихорадочно шепчет прямо в губы: — Я забираю его себе…
Упругий сильный толчок вырывает у меня легкий вскрик.
Морозов останавливается на секунду, давая мне привыкнуть, но времени не теряет — живо просовывает между нами руку и возобновляет шокирующе умелые и бесстыдные ласки. Как будто боится, что если я вырвусь из-под власти древнего, как мир, инстинкта, то оттолкну его и потребую прекратить.
Ох, Морозов, Морозов!..
Любимый мой мужчина, раненый судьбой человек…
Вспышка острого удовольствия
— Я люблю тебя, Матвей… — вырывается у меня жалобный стон. — Люблю тебя… люблю, люблю…
Чувствую, как он глубоко вздыхает. И тут же с жаром ловит мои слова глубоким жадным поцелуем. Я даже в себя прийти не успеваю после второго в моей жизни ярчайшего удовольствия, а Морозов снова бросает меня за грань невероятных ощущений.
Сладко, остро, наполненно…
И очень, очень динамично.
Наша близость напоминает мне эйфорию полета на самых длинных качелях, вот только к этому феерическому чувству добавляется сумасшедший пульсирующий жар. Он тикает внутри, как таймер грядушего взрыва…
… и он настигает меня со скоростью огненной торпеды в самое средоточие моего женского естества.
— А-ах..! — я выгибаюсь на столе туго натянутой струной, закатив глаза и цепляясь за шею Морозова.
Такое впечатление, будто на одно мгновение я вся рассыпалась на тысячи хрустальных осколков… которые расплавились и мгновенно выстроились обратно, как в фильме про терминатора из жидкого сплава.
От тишины звенит в ушах. И кажется, что наше синхронное частое дыхание слышно во всех уголках вселенной.
— И я люблю тебя, моя Снегурочка, — доносится до меня умиротворенно-низкий голос Морозова. — Хочешь верь, хочешь, не верь… но с самой первой нашей встречи в прошлом году.
Эта необычная подробность мигом вытряхивает меня из обессиленно-блаженного забытья.
— Ты серьёзно? — я распахиваю глаза, чтобы повернуть голову и уставиться на него с немым изумлением.
— Абсолютно.
— Но ведь ты меня тогда вообще не знал и сразу же забыл! А потом вообще игнорировал…
— Это уже детали и погрешности из-за травмы и раздражающего фактора в лице Павы, — он перекатывается на бок, освобождая меня от своей тяжести, и лениво подпирает голову рукой. — Когда мы встретились тем декабрьским вечером, я был поражён тобой в первые же пять минут. Наповал.
— Почему? — зачарованно шепчу я.
Его взгляд полон откровенного любования моим удивленным лицом в растаявших потеках мороженого. Но сейчас это меня почти не конфузит.
— Потому что всё в тебе — слова, выражения, тысяча мелких жестов и даже манера смотреть… робко и смело, два в одном… всё это выбило меня из равновесия сразу же. Ты была как призрак из моего прошлого. Поразительное, стопроцентное попадание в самое яблочко творческой иллюзии… — он криво усмехается в циничной насмешке над своим давним любовным триггером. — Девочка-виденье, которую я любил и которая, как оказалось, никогда не существовала в реальности… Ты вдруг появилась в парке и покорила меня всего парой фраз, даже не подозревая о своей власти надо мной. И победила меня, Ника. Я сдался сразу же, потому что за последние годы отточил свое чутье на женщин практически до совершенства. И если бы не те обстоятельства…