Снести ему голову
Шрифт:
— Давайте сюда.
— Вы ужасно добры!
— Могу и подвезти вас.
— Громадное спасибо, но лучше просто передайте письмо. У меня оно с собой. Я как раз собирался отправить его по почте. — Все еще красный как рак, он достал из нагрудного кармана конверт и протянул даме, которая спрятала его у себя с самым деловым видом.
— А за это, — безапелляционно произнесла немка, — вы скажете мне еще одну вещь. Какова ваша роль в танце Пятерых Сыновей? Ведь вы тоже участник. Меня не проведешь.
— Я изображаю там Бетти, — тихо проговорил он.
— Ага-а! Символ плодородия, или, выражаясь
Ральф едва не умер от смущения.
— Тетя Дульси идет, — сказал он еле слышно. — Если вы не против, то лучше всего было бы, если бы вы…
— Если бы я быстренько смылась. Все понятно. Что ж, спасибо вам, мистер Стейне. До свидания.
Ральф проводил ее до двери, отогнал гусей, посоветовал не обращать внимания на быков, так как один из них вообще мирный, а другой тоже буянит лишь изредка, и долго следил взглядом за машиной, вздымавшей за собой целые тучи снега. По возвращении в дом он столкнулся с мисс Мардиан.
— Поднимись наверх, — недовольно проворчала она. — Чем ты тут занимался все это время? Тетушка уже из себя вышла.
Миссис Бюнц удалось миновать ворота без дальнейших претензий со стороны домашнего скота, и она благополучно въехала в деревню. Впрочем, деревня — это громко сказано. Все поселение состояло из двух рядов жалких домишек, маленькой лавки, церквушки неопределенной архитектуры и викторианского пастората — не иначе, родного дома Ральфа Стейне. Даже в нарядном зимнем уборе деревушку трудно было назвать живописной. «Пожалуй, чтобы привлечь сюда „братию“, о которой говорил Ральф, пришлось бы основательно попотеть», — не без удовольствия подумала миссис Бюнц, пуристка по убеждению.
На выезде из деревни она наткнулась на дорожный столб, обозначавший границу Восточного Мардиана и указывающий дорогу на Йоуфорд.
А где же кузница? Вот ведь незадача! Жажда исследования так и мучила путешественницу — обрывки сведений, которые удалось выудить из Ральфа, только раззадорили ее любопытство. Она сделала остановку и огляделась вокруг. Никаких признаков кузницы. Надо вспомнить — может, кузница попадалась ей по дороге сюда? Она искала ее с такой страстью и пылом, как будто была не ученым, а беглой невестой, у которой там назначена встреча с любимым. Но кузница, как назло, никак не находилась… Кругом был только сумрак да снежная пустыня. Какая-то рощица, указатель, холмы и поля… Что ж, придется ехать в гостиницу. Дама уже совсем было собралась уезжать, как вдруг заметила между деревьями тоненькую струйку дыма и сразу же вслед за этим — коренастого мужчину с собакой, который выходил из лесных зарослей.
Она выпрямилась и громко крикнула, выпуская изо рта доброе облако пара:
— Здравствуйте! Будьте так любезны, подскажите мне, где тут у вас Мощи?
Мужчина удивленно уставился на нее, а затем переспросил:
— Чего-о?
Собака села на землю и заскулила.
Миссис Бюнц вдруг поняла, как она устала. «На редкость бестолковый день! — подумала она. — Теперь еще не хватало повздорить с этим аборигеном». Она повторила вопрос:
— Где, — сказала она, стараясь отчетливо произносить каждое слово, —
— Чьи такие мощи?
— Кузнецовы…
— Так вы про мистера Вильяма Андерсена спрашиваете? Так он, слава ж тебе господи, еще жив. Какие такие мощи? Это папаша мой.
Несмотря на усталость, фольклористка все же отметила про себя, какой замечательный у него местный диалект. Стараясь говорить громче, она сказала:
— Вы меня неправильно поняли. Я только хотела узнать, где кузница. То есть Кузнецовы… Кузнецова…
— А-а, Роща? Это ж аккурат моего папаши кузница.
— Вот-вот! Так где она?
— Вообще-то папаша с женщинами не очень…
— Это вон там — где дым?
— Ага.
— Спасибо.
Дама тронулась с места, и ей показалось, что кузнецов отпрыск продолжает бормотать что-то насчет того, что его папаша с женщинами не очень…
«Это смотря с какими женщинами», — подумала про себя миссис Бюнц.
Дорога обогнула рощицу, и там, в другом ее конце, дама обнаружила пейзаж, словно сошедший со старинной гравюры под названием «Деревенская кузница в сумерках». Вовсю работали кузнечные мехи. Огонь из горна отбрасывал на стены зловещие красные отблески. Неподалеку, в тени, ждала лошадь. За горном, в затемненном углу, стоял склоненный человек с фонарем — видимо, кузнец — и делал свою таинственную и возвышенную работу.
При виде этой картины гармоничного единения Кузнеца с Природой миссис Бюнц захотелось петь и рыдать от счастья. Вот то, ради чего она живет и трудится. Вот она — настоящая первозданная жизнь. Да, миссис Бюнц беззаветно и преданно любила английский фольклор…
Однако оказалось, что кузнец — вовсе не тот человек, на которого она сперва подумала. Старик появился некоторое время спустя вместе со своим помощником. В щипцах он сжимал раскаленный докрасна полумесяц подковы, который затем положил на наковальню. Взлетел тяжелый молот, посыпались искры и зазвенел вечный колокол, соединяющий огонь и металл…
Миссис Бюнц заметила, что помощник кузнеца отличается таким же полнокровием, что и парень, которого она встретила у дороги, а кроме того, похож на него лицом — по всей видимости, это был его брат. Однако при всем этом сам кузнец — прародитель этих здоровяков — на вид оказался сухим и тщедушным старцем. Это открытие почему-то тронуло женщину до глубины души. Охваченная теплым чувством, она вышла из машины и направилась к кузнице. Тот, кого она поначалу приняла за кузнеца, раздувал пламя. Заметив ее, человек поспешно накрыл какой-то громоздкий предмет большим куском мешковины.
Помощник кузнеца увидел ее, но ничего не сказал. Сам же кузнец, вероятно, не обратил на незваную гостью никакого внимания. Его узловатые, словно ветки старого дерева, руки продолжали выверенными движениями расправляться с подковой. Пот ручьями стекал по его лицу, седые волосы облепили лоб белым венцом. После шести ударов помощник принял у отца молот и взялся за дело сам. Благородство и красота его движений поразили миссис Бюнц в самое сердце.
Она подождала. Между тем подкову приложили к копыту, и кузнец склонился над ней в самой что ни на есть классической кузнецовской позе. Мужчина в углу за горном стоял неподвижно.