Снежинка
Шрифт:
«Три».
Огромными ножницами медсестра разрезала ему правую штанину, ступня у него была уже синяя, даже фиолетовая, остальная нога тоже отдавала синевой. У меня захватило дух, Я с силой сомкнул глаза и отвернул голову в сторону, переводя дыхание, ничего подобного в жизни не видел.
«Тут больно?» спросил врач, ощупывая ступню.
Геннадий не мог ответить, он жутко кричал от боли.
«Придется ампутировать. Готовьте пилу» сказал он медсестрам.
«Что? Нет! Нет! Не надо! Прошу Вас!» кричал бедный товарищ.
«Если
«Н-е-е-е-е-т…» сквозь слезы и стоны вырывалось из Геннадия, «Останови их!» смотрел он на меня.
«Что мне делать?» мой голос дрожал.
«Свободных рук нету, так что будешь держать его».
«Анестезии нету?»
«Нету. Налейте ему сто грамм спирта. И где эта чертова пила с ремнями?!»
Мне принесли кружку спирта.
«Дружище, выпей, будет больно…» мои руки тряслись.
«Одна из игл точно в ступне, завяжи жгут» обратился он к санитару «начнем отсюда» он взял в руки пилу и увидел мои шокированные глаза «Ты сегодня ел?» спросил он у меня.
«Нет».
«Хорошо, если почувствуешь, что тебя начнет выворачивать, беги к раковине».
«Готово. Затянул» сказал санитар.
«Ну тогда поехали!»
Он занес пилу и начал резать плоть моего товарища. Я никогда не слышал ничего более отвратительного, чем звук переламывающейся кости и душераздирающие крики. Он водил пилу вперед-назад, все его движения сопровождали маленькие вырывающиеся струйки крови, до тех пор, пока не перепилил кость до конца. Стоило ему взять ступню в руки, отделить ее от ноги товарища, Я почувствовал, как что-то поднимается из моего желудка и рвется наружу. Едва успел добежать до раковины и не перепачкать пол своим содержанием желудка.
Я прополоскал рот и умыл лицо, сел на пол и начал приходить в себя. На противоположной стене весело зеркало, в нем Я нашел свое отражение, сперва даже не понял, что смотрю на себя, в отражение Я был бледный как труп.
«Тут только одна иголка».
«Что?» Я поднял глаза и увидел, что у врача в руках была ступня, он вскрыл ее как консервную банку. У меня опять начались рвотные позывы, но уже было нечему вырываться.
«Продолжаем! Ампутируем до колена!»
«Молодой, давай помогай» сказал мне санитар.
Опять скрип, боль, крик. В воздухе пахло кровью и паленой костью, запах очень мерзкий скажу Я Вам. Геннадий к тому времени уже потерял сознание, возвращался к нам лишь на секунды с нечеловеческими воплями и опять утухал.
В очередной раз, отделив кусок от плоти, мне поплохело, и Я вернулся к раковине умываться холодной водой. Закрывая глаза старался переместиться и представить что-то хорошее, приятное, но меня словно насильно перемещала реальность в этот кошмар.
«И тут нет. Надо резать дальше!»
«А что будет если они останутся в нем?»
«Сердце работает как насос, а вены и артерии для иглы – это трубопровод.
«В смысле всё? Совсем всё?!»
«Да, игла остановит сердце! Проткнет его».
Я схватился за голову «Как так может быть то?» сказал полушепотом.
«Ставь жгут чуть ниже таза!» врач санитару.
«Готово» не прошло и минуты.
«Давай назад, держи его молодой».
Это была сцена из больного кошмара. Посередине стоял стол, на столе когда-то белая простынь залитая кровью, на ней мучающиеся тело, а над ним два перемазанных кровью человека, будто два мясника вооруженные пилой. Далее была опять подобная сцена, только с каждым разом крови и отрезанной плоти с запахом паленой кости становилось все больше и больше.
«Ну, теперь то все?» спросил Я, держась руками за голову, метаясь от стены к стене.
«Сейчас вскрою этот кусок, если найду иглы, то все…» прошло не больше минуты как он продолжил «ммм, неа, и тут нету…»
«Он говорил, что у него начинала вторая нога болеть» вспомнил Я.
«Срежьте штанину» сказал врач сестре.
Вторая нога было тоже синюшная, врач тяжело вздохнул.
«Придется и эту резать».
Эти ужасы повторялись раз за разом, и продолжались несколько часов. Каждые десять – двадцать минут Я подходил к раковине то попить, то сблевать, то, что выпил. В итоге он отрезал и вторую ногу кусками по бедро.
«Есть хорошая и плохая новость. Хорошая заключается в том, что нашел еще одну иглу…»
«А плохая в том, что еще одна осталось в нем?»
«Да…»
«А может вы ее просмотрели?»
«Очень маловероятно…» говорил он, изучая куски ног.
«Что теперь?»
«Тут к сожалению, уже ничего не поделать… Он обречен… Я, да и сомневаюсь, что кто-то другой смог бы сделать такую операцию в данных условиях».
«И сколько ему осталось?»
«Нисколько. Мы даже переносить его не будем, любое движение может его убить. И предполагать не буду, где сейчас может находиться игла. Это ведь нужно учитывать сколько времени она в нем, сколько он двигался, и…» посмотрев на моё лицо он понял, что говорит лишнее «Нам оставить вас? Хочешь с ним попрощаться?»
«Да, пожалуйста…»
Я принес стул и сел рядом с ним. Операционная была похожа на какую-то адскую комнату, посередине на столе лежало измученное, искалеченное тело. Возле стены стоял еще один стол, на нем громоздились изувеченные куски плоти, в поисках иглы хирургу пришлось растерзать каждый кусок, выглядело словно кость внутри взорвалась, разворотив мясо, превратив в фарш.
Я сидел рядом и повторял одни и те же слова:
«Господи, пожалуйста, хоть бы он не пришел в сознание и не увидел весь этот ужас. Пусть он умрет без физической и душевной боли. Пусть земля ему будет пухом…»