Снежных полей саламандры

Чернышева Наталья Сергеевна

Он молча поднял руки, всё, мол, сдаюсь. Дёмина перевела взгляд на Ане.

— Он убил доктора Альтова, — сказала Ане, волнуясь. — Я помню! Я его вспомнила! Да вы же сами тогда у меня всё посмотрели, взгляните ещё раз, вспомните, в архиве уточните…

— Так, — кивнула капитан. — Почему я не удивлена? Под телепатическим надзором повторить свои показания можете?

— Да, — Ане не колебалась ни минуты. — Прямо сейчас?

— Желательно, — вздохнула Дёмина.

И вновь, как на той беседе тогда, на базе, после погрома, отбросило в памяти назад по времени. Ане заново пережила последние события, невероятно обострившимся вниманием отмечая всё вокруг до мельчайшего штриха.

Вот она сидит за столиком, просит Игоря отключить манифест «мирумирника». Вот обводит взглядом веранду и замечает преступника. Вот летят прямо в лицо комочки смертоносной плазмы, удивительно, что они не достигают цели. Прыжок Игоря, короткая схватка, смерть мерзавца… Тупая, ноющая боль в висках.

— Благодарю, — сухо кивнула Дёмина и переключилась на девушек.

Те знали до обидного мало. Парень подсел к ним за столик, кругом было занято, а у них одно место оставалось. Шутил весело, клеился в меру, вообще, скорее понравился, чем нет. Приглашал погулять в парке, не отказались. Потом обращение это посмотрели с терминалов… Он ругался, обзывал командира «мирумирников» сволочью. Имя? Не называл, да мы не спрашивали. И сами не назывались. Кажется.

По улице прошла волна света — один за другим зажигались фонари общего освещения. Закат истекал оттенками свежепролитой крови. Пахло бедой, речным ветром и осенью.

Ане проснулась на рассвете, подхватилась с постели, уцепив глазом время на терминале, брошенном у подушки — восемь-сорок. Опоздала! Проспала! Планёрка через двадцать минут! Баранников сначала окатит презрительным взглядом, затем медленно, с чувством, толком и расстановкой, отпрепарирует тупым скальпелем. Танеевой уже от него досталось, за двухминутное опоздание. Врагу не пожелаешь. Сам же заведующий не опаздывал никогда.

Потом в сознание вломилась память о Ярсеневске, и вместе с нею пришло понимание, что на работу только завтра, а сейчас — законный отгул и можно спокойно спать себе дальше.

Ане повернулась на бок, сунула руки под щёку и честно попыталась уснуть снова. Какое там! Ни в одном глазу. Пришлось встать.

Она села, спустила ноги с постели. По ступням потянуло неприятным холодком. Всё-таки осень, а где-то внизу оставили открытыми то ли окна, то ли дверь. Внизу?!

Ане проснулась окончательно, осознав, что наблюдает вокруг собственную свою комнату в родовом особняке. Цветочное! Ну да, вчера они приехали в Цветочное. Папа узнал, что дочку едва не пристрелил один из «мирумирников», мгновенно примчался к тому кафе, поссорился с капитаном Дёминой, обозвал Игоря тупицей и недотёпой, а собственно дочку — глупой дурочкой. Заявил, что сейчас прикажет своим людям схватить оную дочку и сунуть в машину, после чего — в Цветочное на полном ходе. На слове «схватить» Игорь сумрачно встал между своей женщиной и её отцом. Дёмина же, откровенно говоря, потешалась, чтобы не сказать, ржала. Не в полный голос, но лицо у неё было очень говорящее. Ане от этакого позору чуть сквозь землю не провалилась.

Цветочное. Ане встала у окна, потянулась. Далёкие, белоснежно-царственные, вершины хребта Харитонова. Будто кто-то капнул водой на густо закрашенное синим небо, а потом тонкой кисточкой провёл зубчатую линию неприступных пиков. Знакомые с детства холмы предгорий, сиренево-синие из-за вродефиалки, местного эндемика, отдалённого схожего с фиалкой терранской. Вродефиалка цвела всю осень и начало зимы, лёгких морозов она не боялась. Сколько раз Ане видела бескрайние ковры из нежных цветков, качавшихся над свежевыпавшим снегом!

Она вздохнула, прошла к постели, зябко поджимая пальцы босых ног. Надела тапочки,

накинула тёплый халат, спустилась вниз по широкой лестнице с резными перилами. Как здорово было кататься по этим перилам в детстве! Садишься на самом верху и — йэх! Ане покачала головой. Мелькнувшую в голове задорную мысль она старательно утрамбовала и спрятала в сундук. Не девочка. Не десять лет. Насмотрелась в травме на свёрнутые шеи и сломанные спины, некоторые из них сама оперировала…

Внизу, в малой кухне обнаружила Игоря. Он старательно размешивал в большой кружке горячий травяной чай, сыпал что-то из белого длинного пакетика, и снова размешивал. Ане обняла его со спины, дохнула в ухо:

— Доброго утра!

— Доброго, — отозвался он, отвечая на поцелуй.

Ане села рядом, спросила:

— Что это ты туда подмешиваешь? Яд?

— Стимуляторы, — неохотно объяснил он. — Я вчера устал, Аня…

— Ну… ты же ведь выспался? — удивилась она.

— С тобой поспишь… — хмыкнул он.

Ане покраснела, как девчонка. Честно говоря, большую часть ночи они и вправду не спали. Прошли по краю, Ане вздрогнула, вспомнив, как прошёл над головой смертоносный разряд, сразу вспомнился запах гари, смерти, адреналина. И, едва они оказались в безопасности, откуда-то из глубины, из тех давних веков, когда человек еще пробовал на вкус первые проблески разума, поднялось мощное дикое чувство. Крышу унесло вместе с гвоздями у обоих. И возвращаться та крыша не собиралась: Ане придвинулась к Игорю ближе, положила голову ему на плечо.

Тёплый, родной. Мой. Никому не отдам!

— А всё-таки, зачем тебе стимуляторы? — спросила она. — Ты — наркоман? Как же тогда тебя из армии ещё не выгнали?

— Можно сказать, что и наркоман, — покладисто согласился он, и улыбнулся, погладил ладонью её по волосам: — Не переживай… ничего подобного… Вчера у меня случился перерасход. Чтобы избежать паранормального срыва, надо выпить эту гадость. Ты же не обрадуешься, если я вдруг нечаянно спалю твой дом?

— Нет, конечно, — заявила Ане. — Чему тут радоваться? Нашему дому свыше ста лет, мы уже в восьмом поколении здесь живём! Спалишь — убью!

— Убьёт она, — хмыкнул Игорь, залпом выпивая свой, с позволения сказать, чай. — Ну, разве что нежно…

Ане пихнула его кулачком в каменное плечо, он перехватил её руку, притянул к себе, и через мгновение они уже самозабвенно целовались.

— Кхм, — папин голос раздался, казалось, чуть ли не над головой. — Вы к себе бы поднялись хоть что ли, голубки.

Ане отодвинулась, смущённо поправляя одежду. Игорь положил руки на стол, ничуть не переживая по поводу неловкости момента.

Папа выглядел как всегда, безупречно. Уже в костюме при галстуке, волнистые волосы зализаны назад, только плюшевые домашние туфли чудовищного объёма портили весь образ. Папа не любил представительскую обувь, а носить её приходилось. Но уж дома-то он был волен ходить в любимых тапочках, сколько пожелает. Хотя на взгляд Ане эти тапочки следовало бы безжалостно сжечь. Такой кошмарный дизайн еще поискать, найдёшь не сразу. Папе их шили на заказ.

— Вообще-то, — сварливо выговорил папа, — мне полагается вас, молодой человек, окунуть в смолу, вывалять в перьях и выкинуть вон за пределы Цветочного. Как, э-э, осквернителя чести дочери. А тебя, солнышко моё великовозрастное, положено вожжами. За строптивость и дурной нрав, не позволившие оную честь уберечь до свадьбы

Игорь прижал ладонь к лицу, тихо давясь от смеха. Ну, да. В смоле и перьях. Его. Папа на голову ниже и раза два уже в плечах…

— Папа! — возмутилась Ане. — К чему ты вспоминаешь эти дикие условности натурального века?!