Снежный Пепел
Шрифт:
– Я пошла выпить молока, мне не спалось. А когда вернулась… – беспомощно смотрю на двери Скво, что теперь широко распахнуты, и невинность нашей с тетей спальни грубо нарушена чужими грязными ботинками, кровью и кривыми насмешками всех «неравнодушных», что наполнили комнаты.
Истерический ком сдавливает горло, рыдания душат меня и я, словно рыба выброшенная на берег утопаю в охватившем меня отчаянии, хватаю воздух ртом.
Василий Иванович услужливо подсовывает мне под нос нашатырь прежде, чем мент отвесит очередную пощечину. Острая
– Я легла в постель, шторы были раскрыты, и он напал…
– Кто? Вы рассмотрели лицо?
– Нет, было темно.
– Вы же сказали, что шторы были раскрыты.
– Да, но я их закрывала…
– Так по – вашему убийца пришел, открыл ваши шторы и только потом на вас напал?
Это походило очень сильно на некую игру, правил которой я никак не могла понять. Улавливаю в его тоне сарказм. Перевожу взгляд на майора и вглядываюсь в его глаза.
– Да, именно так и было.
Уголок мужских губ вздрагивает. Он усмехается?
Мужчина отвлекается, что –то пишет на бумажке, закреплённой к планшету. Потом вновь обращает на меня свое внимание. И лицо его не выражает совершенно никаких эмоций. Впрочем, от этого не легче.
– И что потом?
– Потом она начал меня душить, я упала с кровати и свалила книгу. Именно она спасла мне жизнь…
Меринов косится на том с воткнутым в него ножом и снова кивает. Кажется, все происходящее вокруг для него является такой рутиной и обыденностью, что мне даже неловко занимать его своими глупостями. Так он отстранен и холоден.
Молча пишет, деловито перелистывает.
– Дальше что? Почему вы в крови?
Улавливаю нотки неприязни, но мне уже все равно. Пусть думает что хочет, мент поганый.
– Я пошла проверить тетю, она была еще жива… – вспоминая те последние мгновения жизни Скво, меня словно прострелило, – Кулон! Отдайте мне его, – встаю спешно с кровати, чем привожу в движение всех присутствующих. Все со мной.
Кто-то отшатывается в недоумении, а кто-то загораживает собой и перехватывает за плечи, останавливая.
– Не положено, – холодно сообщает Меринов, – Это улика. Когда будет можно, вам вернут все вещи герцогини.
Здоровый мент нависает и подавляет меня. Терпкий аромат сигарет и его одеколона ударяет в нос и мне отчаянно хочется прильнуть к его груди и разрыдаться. Наверное, парфюм похож на тот, что использовал отец.
Но вместо этого, яростно ударяю его плечо.
– Пропустите меня! Она сказала, это важно! – уж не знаю, что со мной.
Но дорваться до безделушки на ее шее, стало для меня единственным важным. Шагаю в сторону от мента, он легко двигается в унисон со мной. Пытаюсь вывернуться из
– Медиков сюда, срыв похоже, – холодно комментирует Меринов где-то в другой реальности, отрывая мое бренное тело от земли и утаскивая в полумрак коридора.
Как же я его ненавижу.
Происходящее словно яркий калейдоскоп. Кроваво-красный сменяется белым с голубым – в тон халатов и костюмов врачей, потом оранжевый квадрат – громоздкий чемодан. Грязно-серый – шприц. Боль – укол и темнота.
Глава 3
Большие часы в главном холле стучат полдень, когда я начинаю различать реальность. Разлепляю тяжелые веки и пытаюсь осознать, где нахожусь.
Комната не моя, но кажется смутно знакомой.
Запоздало осознаю, что это гостевая спальня на первом этаже имения Скворцовой. Я видела эту обстановку всегда под другим углом, поэтому не сразу поняла. Перевожу взгляд на свои руки и вздрагиваю.
Запекшаяся кровь на ладонях и пальцах, немного скаталась, но оставалась багровыми трещинами на коже.
Спешно выбираюсь из под одеяла, и понимаю – что вся белая постель теперь испачкана мной, как и рубашка, и волосы. Брезгливо сдергиваю с себя любимую сорочку и бегу в душ. Включаю воду.
Дрожь пронзает все мое тело, ведь сначала льется холодная вода. Но мне плевать! Хватаю мочалку, гель для душа и принимаюсь с остервенением скоблить свое тело, смывая остатки жуткой ночи. Нет, это не могло произойти вновь!
Сначала родители, теперь тетя. Почему все мои близкие погибают? Чем я это заслужила?
Опустошение заполняет мое сознание. Такое уже было. Скорбная тишина сменяется молчанием, а каждая смерть оставляет рубец в душе навсегда.
Ничто не проходит бесследно.
Когда вода сменяется на теплую, а я намыливаю волосы в третий раз, понимаю – от этого не сбежать. Я осталась совсем одна. Теперь точно.
Но теперь мне не четырнадцать. Взрослый человек. Плевать, что все это время меня держали под колпаком гиперопеки. Я была уверена, что справлюсь.
Ведь другого выхода просто нет.
Сползаю по стене на пол душевой, скукожившись и рыдая в коленки. Страх – вот что сейчас я испытывала. Ужас перед будущим и тем, что это все – моя вина. Я мечтала о свободе. И вот, я ее получила.
Но, разве об этом мечтала?..
– Елизавета Алексеевна? – горничная Галя деликатно зовет меня из-за двери в душевую, – Вы в порядке?
Я затравлено вскидываю заплаканное лицо, и трусливо качаю головой. Но ведь Галя не видит меня вовсе. Пышнотелая, розовощекая горничная всегда была мне верной подругой. И иногда даже делилась подробностями своей интимной жизни, заставляя меня краснеть.