Снежный сок. Книга первая

Эрвин Грау

– А нашл…..

– Проехали!

Всему свое время…Не буду лишний раз травить себе душу воспоминаниями, да и не интересно это будет. Рано или поздно, все тайное становится явным, и тут я не отличаюсь оригинальностью, но сейчас не время рассказывать о прошлом – слишком уж хорошее настроение у меня этим утром, не буду его портить.

– Стас, песня замечательная, но уж больно трагичная. Главное что – сам себе настроение ей испортил, сам в прошлое влип, а теперь еще огрызаешься. Хреново у тебя с приоритетами, и не спорь. Кстати, Витек смс-ку прислал: сказал, что скоро придет. А давай-ка еще чаю?

– Наливай.

Казалось, и не

было его – этого воспоминания… Настроение вернулось, солнце ласкало стекла, погода шептала на ухо свежий осенний речитатив. В общем – замечательное утро у двух гитаристов-любителей продолжалось. Пользуясь настроением, нам захотелось поиграть в «Хирундец». Кому-то может показаться, что я сейчас выругался, но это не так. Хирундец образован от немецкого Hier und jetz, что переводится как «Здесь и сейчас». Это импровизационный жанр, предполагающий, что у одного в руках гитара, на которой он задает случайный ритм. Другой же подстраивается и начинает петь, что в голову взбредет. Чем-то напоминает реп-баттлы, только здесь нет соревнования, да и сама музыка на выходе больше напоминает панк-рок. Придумали эту, не побоюсь сказать, фигню исключительно для веселья. Пробовали так на серьезные темы сочинять – получается, опять же, фигня. В этот раз мы решили спеть про наш любимый институт, только приготовились к импровизации, и в дверь постучали. «Витек!» – подумал я. Наконец-то этот уникальный человек пришел. Уникальный, потому что, не умея хорошо играть, он умудрялся сочинять удивительно «цепляющие» вещи. Сказав хором «Открыто!», мы увидели медленно отворяющуюся дверь. Секунда, и на пороге стоял…Тот самый мужик, с которым я вчера виделся на остановке. Что он тут забыл?… Они знакомы или ему опять на выпивку не хватает? Вряд ли, ведь в этот раз он был одет вполне себе прилично, чисто выбрит, от чего казался моложе лет на десять, и производил впечатление довольно приличного человека. Узнает ли он меня? Если он в хороших отношениях с Артемом, то надеюсь, что нет.

– Здравствуйте, дядя Паша! Какими судьбами?

– Привет, Артемка! Здравствуй, Стас…

Здравствуй, Стас???!!! Я ему своего имени не называл, может быть, Артем про меня рассказывал…Надеюсь, что так.

– Станислав, Вас здороваться не учили?

– Доброе утро, – буркнул я: Мы знакомы?

– А то! На остановке состоялась наша короткая встреча, на которой вы, так сказать, были не очень-то приветливы. И скупы.

– А имя мое как узнали? – моя подозрительность не думала уходить, хотя не сказать, что я испытывал к дяде Паше какой-то антипатии: Я вроде его не называл. Артем рассказал? Кстати, вы с ним давно знакомы?

– Я знаю немножечко больше, чем нужно, и уж тем более, больше, чем вы, Стасик. С Артемом знаком недавно, с тех пор, как он стал посещать мои лекции по богословию в местной семинарии. О Вас, откровенно говоря, он не рассказывал. Я просто знаю, и не нужно больше вопросов. Налейте лучше чаю.

Странный мужик, выдающий себя, черт знает, за кого. Преподаватель по богословию вчера напоминал кандидата помойных наук, а сейчас и следа от рассечения нет, и «фонарь» прошел, и одежку где-то прикупил. Наверное, решили меня разыграть. Ну, Артем, ну засранец. Не удивлюсь, если Витек придет во фраке, да еще с прострелянной головой. Только зачем все эти шутки?

– Можно поинтересоваться, как вас лучше называть? – Я спросил серьезно, без ехидства.

– Павел Семенович.

– Павел Семенович, объясните, почему Вы вчера были в таком виде, что

смотреть больно?

– Я уже говорил – бывают в жизни трудности. Я могу взглянуть на Вашу гитару?

– Пожалуйста, смотрите. Что Вас в ней заинтересовало?

– Гравировка. На ней выбит довольно интересный символ. Он означает изгнание. Старая, по мнению многих, утерянная скандинавская руна. Только как она оказалась на гитаре?

– Не знаю, у меня она появилась уже такая.

– И не интересовались?

– Нет, думал, обычный барельеф. Признаюсь, я и сейчас так думаю.

– И ошибаетесь. До Вас никакого символа на ней не было. Видите заводской номер? Значит, гитара серийная, а символ явно ручной работы. Откуда у Вас эта гитара?

– Девушка подарила. Только она всякой символистической хренотенью не увлекается.

– Вы и про проявление фотографий по ночам не знали, может, и сейчас ошибаетесь?

На это я не смог ничего ответить. Семеныча захотелось послать куда подальше, а Артему и вовсе надавать по голове. Трепло…

– Не надо так называть Артема, к чему подобные мысли?

– Не понял…

– Говорю же – я знаю больше, чем надо.

– Кто Вы?

– Скажем так, я простой преподаватель богословия. Кстати, Вы купили очень вкусный чай, Стас. А продавцы в этом магазине всегда грубили покупателям.

– Шпион… Или неплохой логик, ведь по пути сюда только один магазин.

– Как угодно. Когда Виктор придет, знаете?

– Скоро должен. Вы и с ним знакомы?

– Только заочно. Засеките 58 секунд, он придет. Скажет: «парни, я сегодня без гитары – оставил у брата. За барабаны можно сесть?»

– Прикол такой? Артем, а ты чего молчишь?

– Павел Семенович знает, что говорит.

– Сговорились? Цель прикола?

– Мы не прикалываемся, Стас.

Я не знал, что думать. Оба несут какую-то странную, но вполне объяснимую околесицу. Наверное, подговорили Витька в этом поучаствовать. В этот момент в дверь постучали. Витек, слегка заспанный, стоял у порога. Без гитары. Спустя ровно 58 секунд.

– Парни, я сегодня без гитары – оставил у брата. За барабаны можно сесть?

– Ты хорошо слова выучил, Вить. – я продолжал язвить – Только уж больно неубедительно. Ладно, рассказывай, зачем вы се меня наколоть хотите?

– Рехнулся, что ли? А это что за мужик?

– Меня зовут Павел Семенович, я преподаватель Артема. Извините, Стас, Вы не могли бы сыграть песню, ту самую, написанную в память о Вашей девушке. Кажется, Евгении. Извините еще раз, если задел за живое.

Тут мне окончательно «снесло крышу». Песню я держал у себя в голове и никому не показывал. Он просто не мог о ней знать, если, конечно, не подслушивал за дверью. Честно говоря, я уже начал его слегка побаиваться.

– Хорошо, спою. Только другую.

– Нет, про четыре стены и голоса не надо, она слишком сложная.

????!!!! Эту песню я вообще никому не показывал! Так… Я сплю, это глюк или что-то вроде того. Не бывает бесовщины на территории храма.

– Это не бесовщина.

– Как Вы это делаете?!

– Никак, просто нужно видеть тонкую нить между объективной и субъективной реальностью. Нет прошедшего времени, нет будущего, ведь все это – одна линейка, по которой можно скользить из раза в раз. Но Вам, Станислав, я ничего хорошего сказать не могу – Вы скоро и курить начнете, и напиваться так, как никогда прежде. Вы будете искать ответы, на вопросы, которых еще сами не знаете. На те, которых просто нет.