Сногсшибательный мачо, или Правило первого свидания

Гринева Екатерина

– У меня все нормально.

– А это, – он дотронулся до щеки. – Кровь…

– Я умоюсь.

Он отвел меня на кухню и усадил на стул.

– Сиди. Я сам.

– Да кто ты такой? – разозлилась я. – Приходишь тут, распоряжаешься.

– Твой ангел-хранитель, – на полном серьезе сказал парень. – Проходил мимо, вижу, на девчонку напали. Непорядок.

Он ушел в ванную и вернулся с тряпочкой, смоченной холодной водой, и, присев на корточки, стал мне обтирать лицо.

– Не больно?

– Нет.

Где ты так хорошо научился ухаживать за побитыми девушками?

– Будешь много знать – скоро состаришься. Что еще болит?

– Ничего.

– Не скрывай. Ты не партизан, а я – не допрашивающий тебя гестаповец.

– Бок, – призналась я. – Он бил в бок.

– Встань.

– Зачем?

Вместо ответа он поднял меня с табуретки и расстегнул «молнию» на платье сзади.

– Ну ты и… – попробовала возмутиться я.

– Молчи! – шепнул он.

Он снял платье, и я осталась в одних трусах и лифчике; инстинктивно я прикрыла грудь рукой.

– Поздно. Я тебя уже вижу всю целиком.

– Извращенец.

– Еще какой.

Он развернул меня и дотронулся до бока. Я взывала.

– Б-больно.

– Вот видишь, а не хотела показывать. Вдруг у тебя перелом?

– Ты так думаешь?

– Нет. Но ушиб сильный наверняка. Это я говорю, чтобы ты не расслаблялась. Лучше предполагать худшее, чем пребывать в уверенности, что у тебя все в порядке. Такая философия здорово помогает в жизни. У тебя есть какая-нибудь мазь от ушибов?

– Нет.

– Я бы сделал холодный компресс.

Он обмотал меня смоченным в ледяной воде полотенцем и бросил:

– Где у тебя халат?

– В ванной.

Я сделала попытку привстать с табуретки.

– Сиди. Я сам. И чего ты такая неугомонная?

– Такой родилась.

Он принес мне желтый халат, и я одела его.

– Теперь все в норме. Чай организовать? Или ужин сделать?

– Я только что с банкета.

Его брови взлетели вверх.

– Ого! Впрочем, я должен был догадаться по твоему платью, что ты ездила на вечеринку.

– Попал в точку. Шикарную вечеринку в «Орбите-Палас», где был весь цвет местного бизнеса. Сливки нашего общества.

– И что ты там делала?

– Слишком много вопросов. Сделай мне чай. Заварка в шкафу. На второй полке слева.

Он достал чай.

– Кстати, а как тебя зовут?

Парень посмотрел на меня и расхохотался.

– Так мы еще до конца незнакомы?

– Получается, что нет.

– Меня зовут Антон.

– Джульетта.

– Красивое имя.

– Так все говорят.

Теперь я могла разглядеть его как следует: невысокого роста, черты лица словно высечены скульптором, не убавить и не прибавить. Такие лица могли быть у индейцев, гонявших за бледнолицыми по выжженным прериям Техаса.

И при этом, когда он улыбался, в его лице появлялось что-то мальчишеское. Но очень ненадолго. Глаза были карими, а ресницы – выцветшими, cловно он долго загорал на ярком солнце. Темные волосы слегка кудрявились на висках. Рот был широковат, и я внезапно подумала: интересно, как он целуется, и тут же прогнала от себя эти мысли. Он производил впечатление воспитанного молодого человека. И вместе с тем в его лице было нечто жесткое, хищное. Такого человека опасно иметь своим противником, мелькнуло в моей голове.

Антон заварил чай и водрузил передо мной чашку. Потом поставил вторую, для себя.

– Пей. Где сахар?

– Там же, на полке.

Он выставил на стол сахарницу.

– Бок болит?

– Немного.

– К утру заживет.

– А до свадьбы и подавно.

Мы оба рассмеялись.

– Чем ты занимаешься? – спросила я Антона.

– Я уже говорил: много будешь знать – скоро состаришься.

– Я этого не боюсь.

– Так все говорят. А на самом деле… Люди боятся всего: безденежья, смерти, cтарости, болезней. К чему бравировать, если это не так.

– Похоже, ты – философ. Но о старости и смерти я даже не думаю. Пока. Может, завтра стукнет в голову, я пойду к Гроту Поэта, сяду на берег реки и задумаюсь о смысле жизни. И никто не сможет потревожить мой покой. Я буду сидеть и думать. Невозмутимая, как буддистский монах-отшельник.

Антон улыбнулся.

– А ты смешная.

– Очень. Смеюсь и веселюсь с утра до вечера, а в промежутках бью парней шпильками.

– Это я уже видел.

Антон допил чай и решительно поднялся с табуретки.

– Я пошел.

Я почему-то думала, что он останется на ночь, и уже собиралась доставать раскладушку с антресолей.

И здесь он сделал то, что я от него никак не ожидала. Он наклонился и поцеловал меня в щеку. И меня словно ударило током. Краткий обжигающий поцелуй. Невольно я отпрянула. Чисто инстинктивно, машинально.

– Не бойся, – усмехнулся Антон. – Я не кусаюсь.

– Я вижу… – пробормотала я, дотрагиваясь до щеки.

Я встала и проводила его до коридора. Ронька глухо заворчал, а потом – стих.

Он ушел, не оборачиваясь, а я, закрыв за ним дверь, сползла по стенке на пол.

Он – приезжий. Он не поправил меня, когда я сказала Грот Поэта. А каждый в нашем городе знает, что нет никакого Грота Поэта, есть Ротонда Поэта – место, где, по преданию, отдыхал Великий Русский поэт, когда заезжал в наш город. И каждый житель знает это. Я передернула плечами. Меня била странная непонятная дрожь.

Я закрыла лицо руками и через минуту влажный собачий язык начал облизывать мне руки и лицо.