Сногсшибательный мачо, или Правило первого свидания
Шрифт:
– Впечатляет? – И он подмигивает мне. – Сейчас разведем костер и станет веселее.
Антон возится с ветками, а я делаю несколько шагов влево и вижу просвет между деревьями. Мы находимся наверху холма, а внизу – река. Отсюда, сверху, своими очертаниями-изгибами она напоминает гигантскую рыбу: неподвижную, темную. И только где-то в районе «хвоста» на воду падает отсвет ближних огней. Темная рыба с бледно-золотым хвостом. Это зрелище завораживает меня. Антон бесшумно подходит сзади.
– Все готово для костра. Идем.
– Красиво! – показываю я на воду.
– Утром будет еще красивее.
Костер
– Осторожно! Можно обжечься, – предупреждает Антон.
Я вдруг вспоминаю, как когда-то давно, когда мне было четырнадцать лет, а Веньке, моему сводному брату, три года, мы поехали всей семьей в июньские выходные на рыбалку с ночевкой. Вечером весело полыхал костер, палатка смутно белела в темноте, напоминая очертаниями буддистскую погоду. Я присматривала за Венькой, а наш рыжий кот Барсик, большущий красавец, который через год разбился, спрыгнув с балкона, неподвижно сидел и смотрел на воду. Она словно гипнотизировала его. Я помнила эту ночевку, когда мы спали, плотно прижавшись друг к другу, и все равно было холодно, особенно, несмотря на теплые шерстяные носки, стыли ноги. А Барсик так и остался снаружи – у реки.
Утром мы вылезли из палатки сонные; туман стоял такой, что на расстоянии вытянутой руки ничего не было видно. Густой, плотный туман, похожий на взбитые сливки, постепенно клочьями расползался в разные стороны и в прорезах виднелось небо, по-утреннему бледное, как будто покрытое изморосью. Отец стал рыбачить, и все замерли, слившись с утренней тишиной. Первая пойманная рыба была отдана Барсику. Я до сих пор помнила, как она серебристой запятой описала дугу в воздухе, и Барсик поймал ее на лету, пружинисто подпрыгнув с места.
Я перевожу взгляд на Антона. Неожиданно для себя я рассказываю ему все, что случилось со мной в последнее время, опуская некоторые детали. В моем изложении рассказ выглядел следующим образом: я познакомилась с Пашей Арсеньевым в ресторане «Золотой павлин». Он проводил меня до дома. Через пять минут я вышла прогуляться с собакой и наткнулась на труп в кустах. О том, что он был у меня дома и я собиралась заняться с ним фантастическим сексом, я, естественно, умолчала. Я вызвала «Скорую». Но приехав через пятнадцать минут, никто никакого трупа не обнаружил. Он исчез. Когда я через два дня решила зайти в «Золотой павлин», чтобы хоть что-то узнать о Паше, то наткнулась на странного типа, выглядевшего как итальянец, который, едва я с подругой покинула ресторан, приставил мне ножичек к горлу и спросил: где пленка, которую мне передал Паша и о которой я ровным счетом ничего не знала.
Через какое-то время к стану жаждущих получить эту пленку примкнули ребятишки на темно-синей «Ауди». Они-то и подкараулили меня около дома и напали в тот самый раз, когда Антон вступился за меня…
И с тех пор я живу в ожидании новых нападений, ни слухом ни духом не ведая об этой загадочной пленке.
Я не сказала ему о брюнетке из ресторана, центре «Казанова», рассказе Дмитрия Севастьянова о девчонке, втрескавшейся в Пашу и которую он записал на пленку, и Пашином
Я не сказала ему об этих фактах. Здесь я должна разобраться сама. Мой несносный упрямый характер и желание делать все самой, ни на кого особо не рассчитывая.
Я вернусь к этому. Но в другое время… Сейчас мои мысли путались и я не могла ни на чем сосредоточиться. Он слушает внимательно, не спуская с меня взгляда блестящих глаз.
– Н-да! История! И что ты будешь делать?
Я пожала плечами.
– Не знаю. Они хотят от меня того, чего нет. А убедить их в обратном я никак не могу.
– А если обратиться в милицию?
Я махнула рукой.
– И что я там скажу? Меня преследуют непонятно из-за чего? Отдай то, не знаю что? Да там повертят пальцем у виска и все.
И здесь я замолчала. Что-то мелькнуло в голове и исчезло. Рассказ Дмитрия из центра «Казанова» о том, что кто-то втрескался в Пашу, дневник… Надо подумать об этом. Но в другое время… Сейчас мои мысли путались и я не могла ни на чем сосредоточиться.
Я перевожу взгляд на Антона.
– Ладно, пошли спать.
Он говорит это как-то буднично, просто. И у меня возникает маленькая заминка. Я не ожидала, что все закончится именно так. Или все-таки ожидала? Я не могу разобраться в своих сомнениях, страхах и ожиданиях. Я и вправду «замороженная прынцесса», как называл меня Вадим.
Антон подошел ко мне и протянул руку. Я подняла на него глаза.
Моя рука легла в его, и он рывком поднял меня. А потом также резко прижал к себе. Мы стояли, и я слышала, как отчаянно и встревоженно бьется мое сердце.
– Ты что? – спросила я.
– Ну… обстановка располагает, – cказал он чуть насмешливо. – И ты мне очень нравишься.
Я рассмеялась. Мне захотелось легкости и беспричинного веселья, как шампанского в Новый год. Эта ночь ударила мне в голову, опьянила, закружила. Я почувствовала, что ночь изменила меня: мой стыд, стеснительность, скованность – все было смято и сброшено, как ненужная маска.
Я положила руки ему на плечи и сделала глубокий вдох.
– Ты мне тоже нравишься.
Его руки по-хозяйски лежали на моей талии, и это мне ужасно нравилось. Эта спокойная уверенность, это чувство, что никуда не надо торопиться, что впереди долгая ночь и все будет так, как надо, и по-другому просто быть не может.
Темное беззвездное небо было каким-то по-уютному домашним. И вообще мне было ужасно весело. Я запрокинула голову и рассмеялась, а через секунду почувствовала на своей шее дыхание Антона. Он целовал меня сначала бережно, осторожно, а потом все смелее и крепче. Я притянула его к себе.
Мы вошли в домик, разделись медленно, не спеша. Мы знали, что времени у нас много, и это придавало нашим чувствам дополнительный привкус: томление и ожидание всегда волнуют не меньше, чем сами любовные игры.
Было по-весеннему прохладно, но я не почувствовала этой зябкой свежести; мое тело горело еще до того, как Антон провел по нему ладонями: горячими, твердыми. Он прижал меня к себе, и я чувствовала крепость его тела, cилу. Наши запахи, дыхание, кожа смешивались друг с другом и с этой ночью, которая волновала и увлекала за собой, как непредвиденное, никем не запланированное заранее путешествие.