Сногсшибательный мачо, или Правило первого свидания
Шрифт:
– Определенно. – И вместо ответа он притянул меня к себе. Но я все еще была зла на него и поэтому уперлась руками в его грудь.
– Пусти!
Я пыталась высвободиться, и при этом мой халат треснул в области воротника.
– Ты что?!
– Ничего!
– Отпусти меня! Сию минуту!
Hа кухне надрывался Ронька, которого я закрыла там по чистой случайности.
– И не подумаю.
– Ах так!
Я толкнула его, но с таким же успехом я могла пинать каменный столб. Он даже не шелохнулся, а я в ту же минуту оказалась плотно прижатой
Я была в бешенстве; перед глазами прыгали черные точки. Мне кажется, в эту минуту я могла убить его без колебаний.
– Ну как? Будешь по-прежнему кусаться?
И он, наклонившись ко мне, слегка куснул за мочку уха.
Мне захотелось еще крепче прижаться к нему, еще сильнее.
– Пусти! – уже задыхаясь, шептала я. Тяжелая сладкая боль растеклась внизу живота.
– Ты думаешь, я тебя отпущу? – раздался вкрадчивый шепот. – И не думай.
– Ах так! – И я рванула его рубашку. Она треснула по шву.
– Ого! – Его брови насмешливо взлетели вверх. – Ты уже занимаешься рукоприкладством. А с виду такая воспитанная девушка.
– Ты так считаешь?
– Видимо, я ошибся. Уже вижу это.
Рубашка слетела на пол. Я судорожно вздохнула. Он ослабил хватку, и я вырвалась из его рук.
– Куда? – Он перехватил меня.
– На кудыкину гору! – насмешливо сказала я.
Но на самом деле мне уже было не до смеха. Мне стало трудно дышать; было ощущение, что я нахожусь в разреженном пространстве, и мне отчаянно не хватает воздуха. Приступ ярости не проходил. Мне хотелось раззадорить его, привести в исступление.
Я резко обернулась к нему и обхватила руками за плечи. Руки скользнули по выпуклым мышцам, и я закрыла глаза. Гладкость кожи, родной запах… Словно и не было этих дней, когда мы были в разлуке.
Но сдаваться так просто я не собиралась. Мы стояли друг напротив друга, как два бойца на ринге, и не отводили взгляда. Внезапно он обхватил меня, и мы упали на пол. Он был сверху. Я снизу. На меня обрушилась тяжесть его тела, и я оказалась прижатой к полу так, что не могла пошевелиться.
– Я… не… могу… – выдавила я.
Он развел мои руки в стороны и уселся на моих бедрах.
– Проси прощения.
– За что?
– За хулиганское поведение.
Я не успела ничего сказать, как он впился в мой рот поцелуем. От этих твердых жестких губ мои губы заныли.
– Повторить? – шепнул он.
Я молчала.
Он наклонился снова и впился в мою шею. Я застонала.
Он рванул халат, и пуговицы посыпались, как горох. Теперь я лежала под ним обнаженная: горячая и влажная. Он положил руки на мои груди и слегка сдавил их. Его руки были твердыми и сильными, они не ласкали, а мяли, впечатывали, сдавливали. И от этих спокойных уверенных движений низ моего живота разрезали краткие сладкие всполохи.
Его плоть билась во мне ритмично, тяжело, а я все крепче, все плотнее прижималась к нему.
Мы взлетели одновременно; из нас вырвались крики: сдавленный и приглушенный – его,
Как-то некстати и не к месту вспомнился Вадим с его упреками в моей холодности. Я усмехнулась: видел бы он меня сейчас, разве узнал бы свою «замороженную принцессу» в этой страстной раскованной девушке.
Антон скатился с меня, и теперь мы лежали на полу, тяжело дыша. Он повернулся ко мне.
– Жива?
– Жива!
Резким пружинистым движением он встал с пола и потянулся за рубашкой. Я схватила его за ногу, и от неожиданности он упал на пол.
Мы катались по полу и рычали, как два голодных зверя. Весь налет условностей и цивилизованности слетел с нас, и мы просто наслаждались близостью друг друга: прикосновениями, поцелуями, переплетениями рук и ног. Его горячие губы и руки были везде, и это приводило меня в исступление. Я хотела его так, как никогда и никого в жизни. Я даже не подозревала до сегодняшнего дня, что можно испытывать такое жгучее, почти непереносимое желание. Я была сверху, и мне нравилось чувствовать свою власть над ним. Он придерживал меня за бедра и все глубже погружался в меня.
Когда мы в изнеможении закончили и он отвел с моего лба прилипшую прядь волос, я резко выдохнула, наклонившись над ним.
– Я…
Но он приложил пальцы к моим губам:
– Молчи!
Я рассмеялась.
– Слушаюсь и повинуюсь.
– Так ты мне нравишься больше.
– Это почему же? Любишь тихих овечек?
– Не всегда.
– Я предупреждаю, что характер у меня не сахар и в ближайшее время вряд ли изменится.
– Я это уже понял.
Он потрепал меня по волосам; я прильнула к нему и замерла. Мое тело ныло, болело, было чувство, что его как следует размяли руки умелого массажиста, но эта острота постепенно притуплялась, и плотное наслаждение, густое, вязкое, как мед, растекалось по телу. Я молчала, ошеломленная, раздавленная впечатлениями.
Антон первым нарушил паузу:
– А еда в доме найдется?
Я повернула к нему голову.
– Конечно.
Я встала и, подобрав с пола халат, пошла в ванную. Посмотрела на себя в зеркало: глаза горели, щеки тоже. Я приложила руки к полыхавшим щекам и тихо рассмеялась.
Когда я вышла из ванной, Антон уже сидел на кухне.
– Проголодался?
– Есть маленько.
Я полезла в холодильник. К своему стыду, я могла предложить ему только кусок подгоревшего мяса.
– Вот, – протянула я ему тарелку. – Сейчас подогрею.
Он посмотрел на меня насмешливым взглядом, но ничего не сказал.
Мы поели: Антон – мясо, я – бутерброд с сыром, выпили кофе. Я чего-то ждала. Какого-то разговора, знака, сигнала. Антон ел, а когда поднимал голову и смотрел на меня, я отводила взгляд в сторону. Я не хотела, чтобы он прочитал в моих глазах восторг, обожание, страсть и… страх потерять его, снова остаться одной.
– Я вообще-то опять уезжаю, – сказал Антон, нарушив молчание.
– Опять?
– К сожалению.
– И когда приедешь?