Снохождение
Шрифт:
— Нет ничего такого. Всё — выдумка. Снохождение есть игры праздного разума. И весь Север — он выдумка, фикция, миражное. Шаманаи — враги веры. А Малиэль была Вестающей, и говорила лишь о том, что доступно Вестающим, она лишь сбилась с пути истины; в этом её беда, не награда. А что я… Мне должно было сгореть в собственной игнимаре вместе с любимым, но Ваал лишил меня такой чести. Я лишь знаю, что я — нечестивая Сунга; лишь знаю, что есть Ваал, есть великое сестринство, и я — его никчёмная сестра. Но я отдам свой долг. Я не буду бояться, ибо бесстрашна.
Легко встав с постели, словно обретя
— Криммау-аммау. Я преклоняюсь перед тобою, великая Ваалу-Фрея. Лишь вам доступны смыслы и тайны снохождений; ты снизошла до разговора со мною о таких вещах, но Ваал свершил так, что эти вещи недоступны простым Сунгам и простым сёстрам Ашаи-Китрах. Пусть безупречная простит мою глупость, да и то, что не исполнила поручений сестринства. Но обещаю — как только мои лапы окрепнут, я буду сражаться с врагами Сунгов на севере, юге, востоке и западе. Куда идёт воин — тогда пойдёт и Ашаи.
Фрея слушала.
— Пусть знающая Ваала благословит меня, — умоляюще схватила её львица духа за ладонь. — Я знаю, такая просьба может показаться безупречной Ваалу-Фрее оскорбительной… Но умоляю.
Совершенно бессознательно, с темно-синим страхом внутри, Фрея сделала это, положив ладонь на её голову:
— Пусть Ваал освещает пламенем твой путь, Ваалу-Миланэ-Белсарра.
И так же бессознательно она чуть задрала подбородок к небу и прикрыла глаза, ибо так полагалось по Кодексу и аамсуне. Вдруг ощутила, как её руку тянет вниз непреодолимая, дикая сила, как что-то схватило её за шиворот пласиса и опустило долу, на колени, вровень с нею — с Миланэ. Вместе с тем в шею очень реально, очень остро впилось нечто холодное, безжалостное.
— Ты услыхала мой зов, Фрея? Я звала тебя, пребывая в этой постели; я сновидела, Фрея, и не для иных миров, но для сего. Как и ты, Фрея.
— Да, — быстро кивнула Вестающая.
— Не вопи о помощи, Фрея. Этой сирной, что в моей ладони, убили мою любовь. Ты можешь это понять?
— Да.
— Ты ведь, Фрея, соврала мне, что ты выпустила Амона из неволи, Фрея?
— Соврала.
— Кто это сделал, Фрея? Кого мне благодарить до скончания времён, Фрея?
— Ваалу-Ахиру, старую правдовидицу. Пожалуйста, не делай глупостей. Не я убивала твоего льва.
— Но ведь ты соврала мне, Фрея. Не будь сирна у твоего горла, мне должно бы славить тебя за свободу Амона, так ведь, Фрея? Тебя и всех Вестающих? И вскинуть вверх знамя Сунгов?
— Я лишь хотела сказать… Ты не понимаешь… Прости меня. Отведи клинок, Миланэ, пожалуйста. Мне больно.
— Мне тоже больно, Фрея. Я хотела сгореть в своей игнимаре, Фрея, но жива. Я пила сому, которая должна была меня убить, Фрея, но жива. Может, мне попробовать мечи охранников, Фрея, что ждут за дверью?
Послышался громкий стук в дверь:
— Безупречная, — глухой, грубый голос, — всё в порядке?
— Не прерывай беседу Вестающей! — заорала Фрея, затем быстро зашептала, сглотнув: — Они сейчас зайдут, и ты умрёшь.
— Как и ты, Фрея.
— Послушай, послушай. За что ты меня хочешь убить?
— А за что ты и твоя каста спрятала знание в своём чулане? Раньше я думала, что проклято само «Снохождение». Теперь понимаю, что прокляты
— Миланэ, мы ни в чём не виноваты. Ни я, ни ты. Мы родились среди всего этого, мы поневоле стали теми, кем являемся, и мы поступаем так, как поступают все. Я не выбирала, стать ли мне Ашаи, я не выбирала, стать ли мне Вестающей. Чего ты от меня хочешь? Миланэ, да невозможно спрятать знание в чулане, в ящике, в библиотеке. Оно само просочится и найдёт тех, кому надлежит. На то и расчёт, глупая ты голова. Такова жизнь, Миланэ, Ваал мой. Мы все плывём в одной лодке.
— Не будь ваших игр, Амон бы не погиб. Он никогда бы не попал в неволю. Никогда, никогда, никогда! Слышишь?
— Такова судьба… — сглотнула Фрея.
— Судьба — это ты. Ты — это судьба. У судьбы твоё лицо. И вот сейчас она трясётся, обливается слезами, потому что Миланэ больше нечего терять.
Миланэ тряханула её, как куклу; Фрея сглотнула.
— Я убью тебя, и сама погибну. Это будет справедливо, Фрея. Вы все, все хотели, чтобы я оказалась повинна. Я же говорю — повинны вы все. Ты олицетворяешь всех, Фрея, ты ответишь за всех, понимаешь?
— Как я могу отвечать за всех, Миланэ? — испугалась, но в то же время возмутилась Фрея.
Казалось, в глазах дочери Андарии вспыхнуло сомнение.
— Ты даже не хотела со мной побеседовать в снохождении, Фрея, хотя я звала тебя. Ты ведь знаешь, что я звала тебя. Сейчас позвала — ты пришла. Почему тогда не хотела говорить?
— Всё не так просто.
— Всё очень просто, Фрея.
— Всё не так просто, глупая! — вдруг очень зло, уверенно, со знанием дела молвила Фрея. — У каждой Вестающей есть второе имя, что есть тайной. Друг друга мы зовём в сновидении только по сему имени, чтобы такие как ты, не мешали нам! Поняла или нет? Там у нас нет номенов, потому что нет никакого Ваала, поняла или нет? Моё имя там — Самальсирра, поняла? Теперь всё знаешь, всем довольна?
Фрея почувствовала, что острое уже так впилось в шею, что мешало дышать.
— Чтобы всех вас, да с вашими тайнами…
— Аааам… Послушай, послушай моё слово. Последнее. Ты ведь из андарианок, верно? Так вот, я знаю, что у вас есть поверье, да и не только у вас, а ещё в Хольце, ещё много где… в общем, что хочу сказать… Когда львица носит под сердцем львят, то ей нельзя намеренно убивать — это очень дурной знак. Не дают ни охотиться, ни кур резать. А тем более других львиц. Правда ведь?
— Правда. Ну и что?
— Миланэ, не убивай. Традиция, поверье… Ты беременна.
— Лжёшь, — испуганно, но доверчиво молвила Миланэ.
— Нет-нет, — часто замотала головой Фрея, ощутив ослабление хватки клинка. — Я ещё была сталлой, а уже видела беременных; в Айнансгарде считали, что я стану мастерицей жизни, такой у меня был дар, но всё сложилось иначе. Как видишь. Двойня у тебя. В этом не врут. Во всём врут, в этом — нет.
Вдруг хватка ослабла, зачем вовсе пропала; зазвенела сирна, упав на пол. Миланэ бессильно уселась на полу, опершись на одну руку, отвадив лапы в сторону, распустив хвост. Фрея робко поднялась, но ничего не происходило. Она осанилась, расправила пласис, поправила пояс и потёрла шею, где клинок оставил глубокие борозды и следы крови.