Сновидец. Трилогия
Шрифт:
– Думаю, вам надо проснуться, – неуверенным сдавленным голосом ответил Писатель
– Что? – машинист ослабил хватку, обжигая его огненным взглядом.
– Понимаете, вам, точнее нам, все это снится. Надо проснуться, и кошмар закончится.
– Что за бред? Один сон не может сниться всем сразу!
– Уверяю, что может.
Машинист хотел что-то сказать, но его отвлек стук падающего стакана, который выпал из рук спящего кочегара. Он отпустил писателя. Подошел к кочегару и стал его будить.
– Эй! Вставай! Вставай, я тебе говорю!
От сильной тряски с головы кочегара слетела кепка, обнажив белок закатившихся глаз. Машинист отшатнулся.
– Мост! Я вижу мост! – закричал помощник.
Оставив мертвеца, машинист подошел к окну.
– Че
– Так нет у нас карты.
– Как это нет?
– Вы ее сами выкинули три дня назад. Без пользы мол, все равно ориентиров никаких, лишь поля голые.
Машинист завыл.
– Как? Как мы теперь узнаем, где мы?
В будке воцарилась тишина.
Мост приближался. Ржавый металл перил чернел на фоне свинцового горизонта.
Машинист о чем-то спорил с помощником, мертвый кочегар продолжал раскачиваться, сидя на железной табуретке, Писатель молча смотрел в окно. Он первым заметил, что у моста нет опор. Перилла лишь создавали видимость, между ними была пустота.
– Эй, вы! Посмотрите! – он прервал спор напарников.
– Твою то мать! – машинист дернул рычаг тормоза, но было понятно, что остановить такую махину он не успеет.
Недолго думая, помощник выпрыгнул из будки, кувыркаясь по обгоревшей земле.
– Давай за ним! – кричал машинист.
– Зачем? – улыбался Писатель.
– Сдохнешь ведь, придурок!
– Это просто сон, – ответил Писатель и зажмурил глаза. Состав летел в пропасть. Пламя вырвалось из топки, поглотив машиниста и Писателя. Они уже не чувствовали боли, когда последний вагон достиг дна.
«Смерть – это всего лишь пробуждение, а оно не всегда бывает приятным!»
Сон 5. Рай
«Я готов умирать сто раз, чтобы вновь и вновь возвращаться сюда». Карандаш скрипел по испачканной сажей странице. Воздух, насыщенный запахом цветов и меда, дурманил Писателю голову. Ему не хотелось описывать последнее приключение, но он знал, если этого не сделать, все забудется.
Высокие стройные березы о чем-то шептались, купаясь в ярко-бирюзовом небе. Писатель снял кеды, чтобы пройтись по сочной зеленой траве. Утренняя роса приятно холодила ноги. Выйдя из березовой рощи, он спустился в небольшой овраг, где протекал прозрачный холодный ручей. Писатель испил воды. По-прежнему не помня, как его зовут, он точно знал, что ничего вкуснее еще не пробовал. Птицы пели песни, купаясь в прохладном воздухе. Он шел по зеленому лугу, наслаждаясь природой и покоем, когда его окрикнули. Обернувшись, Писатель увидел человека. Его одежда ослепляла своей белизной. Волосы золотились, словно нимб. Человек улыбался. Было ощущение, что он не касался травы, плыл над ней.
– Здравствуй! Я провожу тебя! – мягкий голос звучал легко и спокойно.
– Куда?
– Туда, куда ты идешь.
– Но я не знаю, куда иду.
– Это неважно. Нам с тобой по пути.
– Кто ты?
– Я – Ангел.
Он взял Писателя за руку. И они поплыли над лугом, вдыхая сладостный запах цветов. Они миновали луг, который кончался утесом. Вид, открывшийся с него, поразил Писателя. Он увидел золотой город, окруженный морем цветов. В городе были люди, одетые во все белое. Они смеялись. Ангел снова вел Писателя, погружая в пеструю скатерть цветущего луга. Чарующая музыка звучала над этим оазисом. Солнца не было, свет исходил от трав, цветов, одежд и стен. Писатель шел за Ангелом по золотой лестнице, ведущей вверх. Им улыбались люди. Музыка становилась все громче. Лестница закончилась большой круглой площадью с фонтаном в центре. Розовые струи насыщали воздух приятным ароматом. Ангел наполнил золотой кубок, украшенный драгоценными камнями, и протянул Писателю.
– Выпей!
– Что это?
– Вино.
– А вино разве не грех?
– Здесь нет греха! Это же Рай! Раз есть, значит можно! – посмеялся Ангел. Писатель сделал глоток. Приятное тепло разлилось по телу, и они пошли дальше.
Вся площадь была заполнена людьми. Они уважительно расступались перед Ангелом и его спутником. Над площадью
– Привет! Ты кто? – голос мужчины звучал одновременно громко и спокойно.
– Писатель.
– Настоящий? – удивился он.
– Ну, наверное.
– Класс! А я… – мужчина обернулся, взглянув на женщин, и понизил голос до шепота. – Они зовут меня Хозяин, но, по-видимому, с кем-то путают. Я сижу и боюсь, что придет настоящий Хозяин, а тут я на его месте. Ужас!
Писатель понимающе кивнул.
– Да ты проходи, не стесняйся! Угощайся! Ешь, пей, жуй… – Хозяин громко засмеялся. Он уже не казался таким большим и серьезным. Теперь это был обычный мужчина средних лет. Его серые глаза напоминали две маленькие пуговицы. Мужчина поднял корону и осторожно надел на голову. Писателя окружили девушки. Брюнетки, блондинки, рыжие, русые, каждая из которых хотела угодить гостю. Писатель принимал дары, расплываясь в сладкой истоме. Он тонул в этом океане запахов, вкусов и женских тел. Очередной сорт вина искрился в золотом кубке Писателя, когда над его ухом раздался вкрадчивый голос Хозяина.
– А может, он все-таки не придет?
– Кто?
– Ну, Хозяин. Тот, что настоящий!
– Конечно, не придет! Это же твой сон! Ты и есть Хозяин.
Мужчина несколько секунд удивленно смотрел на собеседника.
– Сон?
– Ага, – вино пришлось по вкусу Писателю.
– Что же мне делать?
– Да делай что хочешь! Только не просыпайся…
Сон 6. Клуб
Тысячи лет
Он готовил свой сет,
И сейчас он сверяет свой микс
По движенью планет.
(с) Mordor – DJ Voorda
Стоя на слабо освещенной улице, он словно чего-то ждал. «Все, что должно произойти, случится само собой. Без моего участия», – Писатель встал под желтый свет фонаря и достал тетрадь. От нее еще пахло духами и вином. Что-то было не так.
«Меня тревожит некое чувство вины, и я никак не могу понять, почему. Ведь сон был чужой, а, значит, я не виноват. Мало ли кому что снится, так что ж теперь, каждый раз себя за это осуждать?» – писатель задумался. Наверное, недавно прошел дождь, на тетрадь упало несколько капель воды, да и асфальт был мокрым. Но думал он не о дожде, а о том месте, где был совсем недавно. Мысли текли одна за другой, увязываясь в общий поток размышлений, пока не появилась мысль, нашедшая отклик в сердце.