Сновидения
Шрифт:
– Луиджи?
– Неважно. Сказал – и деру в эти… как их… пещеры!
– Катакомбы?
– Ну да, точно. Беги в свои катакомбы, выпей вина, планируй свое восстание, чтобы дать какому-то римлянину пинка под зад.
– Я все-таки под впечатлением от бога по имени Луиджи. Но мне кажется, они были мирными.
– Да, и чего добились? Превратились в львиный помет.
– Ух ты!
– Причем в буквальном смысле. – Она повернулась к зазвонившему телефону. – Даллас, на связи.
С экрана ей улыбалась следующая жертва.
– Эту подавали в розыск, –
– Запустила уже. Так. Ким Терренс, тринадцать лет. Сбежала из дома в Джерси-Сити, штат Нью-Джерси. Заявление подала мать. Отец к тому времени отбывал срок за разбойное нападение.
– Посмотри свежую информацию.
– Как раз грузится. Мать повторно вышла замуж, два года назад. Переехала с супругом в Вермонт, где они держат небольшой отель. У мужа двое взрослых детей. Если вкратце – подвергалась избиениям со стороны бывшего мужа. Судебный запрет на контакты. Тот сейчас снова за решеткой – нападение с изнасилованием. Женат во второй раз. В ее файле стоит постоянная метка о розыске пропавших, с компьютерной корректировкой фоторобота по возрасту.
Пибоди вызвала на экран последний фоторобот – лицо женщины под тридцать.
– Даллас, она продолжает ее искать.
– Я ее извещу. Давай-ка посмотри, есть ли там какие-то связи с Обителью, с БВСМРЦ, с кем-то из персонала или воспитанников.
– Итого у нас опознано семеро, – прикинула Пибоди, когда Ева уже ставила машину в гараж Управления. – Остались еще пять.
Ева приколола новые фотографии на рабочий стенд. Эта последняя девочка, Терренс, так и не обрела той внешности, какую для нее сгенерировал компьютер. Она навечно осталась в том неуклюжем возрасте, когда зубы кажутся чересчур крупными, а глаза – слишком широко распахнутыми.
В списке воспитанников, полученном от Филадельфии Джонс, ее не было. Для уверенности Ева связалась с опекой и льстивыми уговорами, запугиванием и надоедливым нытьем добилась, чтобы ответившая на звонок измученная и несчастная соцработница залезла в архив.
На Ким Терренс имелось досье. Прогулы в школе, магазинные кражи. Два раза мать с дочерью искали прибежища в кризисном центре для жертв домашнего насилия, оба раза посещали сеансы психолога.
И каждый раз мать возвращалась домой и тащила ребенка в тот ад, каким, судя по всему, была жизнь этой семьи. Классический вариант, подумала Ева, все они так и поступают. Но в данном случае матери девочки удалось в конце концов разрубить этот гордиев узел, но это произошло тогда, когда дочь уже стала пропадать на улице, а сама она исчерпала все внутренние ресурсы.
Слишком поздно, подумала Ева. Девочка уже потеряла веру в мать, которая неизменно возвращалась к животному, истязавшему ее саму и терроризировавшему зачатого совместно ребенка. Перестала думать о том страхе и ненависти к самой себе, которые удерживали мать на привязи у мучителя, и о том, как разрушить этот стереотип, перевернуть страницу.
И она уже никогда не увидела в зеркале своего взрослого лица.
Ева подытожила записи о новой девочке. В церковь,
Она провела еще какое-то время на телефоне, пробуя потянуть и связать какие-то ниточки, по ходу дела обрезая лишние. Потом занялась тем, что не давало ей покоя, – стала смотреть добытые Пибоди данные по Монтклеру Джонсу.
Самый младший из четверых братьев и сестер. Прожил всего двадцать три года. Между ним и Филадельфией разница в семь лет, отметила Ева. Обучался на дому, как и его братья и сестры, но в отличие от Нэша с Филадельфией не работал в госучреждениях и не аттестовывался на соцработника.
В противоположность сестре Сельме, которая была почти на тринадцать лет его старше, не путешествовал, не осел подальше от родни и не создал семью.
Она рыла глубже, рыла вперед, рыла по сторонам.
Когда вошла Пибоди, Ева жестом попросила ее подождать и продолжила разговор по телефону.
– Благодарю вас за помощь, сержант Овусу.
– Всегда рада вам помочь.
Пибоди взглянула на экран телефона, заинтересовавшись, какое лицо у особы с таким приятным, мелодичным голосом.
– Я поговорю с дедушкой и дядей. Если будет новая информация, я с вами свяжусь. Приятного вечера, лейтенант.
– И вам, сержант.
– Что это было? Кто это был?
– Сержант Алика Овусу, Управление полиции и безопасности республики Зимбабве.
– Е-мое! Ты говорила с Африкой?
– С ее ма-а-аленькой частью.
– А который у них там час? Ты слышала каких-нибудь львов или слонов?
– Она была на ночном дежурстве, что надо признать большим везением, поскольку я понятия не имею, который у них там час, я же не там, а здесь. Никакого рычания я не слышала, как и криков несчастных, пожираемых представителями местной фауны.
– А я хотела бы посмотреть на слона, – мечтательно произнесла Пибоди. – Не в зоопарке, а в естественной среде обитания. И я хотела бы услышать гиену, хотя их считают коварными и безумными. И я хотела бы… – Она наконец перехватила ледяной взгляд Евы. – Ну, да хватит об этом. Ты, значит, разрабатываешь Монтклера Джонса.
– Мне просто нужна по нему более ясная информация, вот и все. Удалось выйти на эту девушку-сержанта. Когда случилось это нападение льва на человека, она была девчонкой. Джонса она немного помнит – точнее, то, что оставил от него лев, которого убил ее дед.
– О-о. – Романтическая мечта о сафари, начавшая было формироваться в голове Пибоди, слегка зашаталась. – Да уж… Я понимаю, он людоед, однако… Это же в природе зверя, так?
– Бродячий лев-людоед, деревушка с маленькими детьми, неторопливыми старухами, убогими собачонками. Лев был обречен.
– Наверное. Но она подтвердила, что Джонса загрыз лев?
– Она подтвердила, что имел место несчастный случай, что миссионер по имени Монтклер Джонс, работавший в этом районе, подвергся нападению и погиб.