СНВ
Шрифт:
Зарабатывая больше четырёх тысяч долларов в месяц, Артём не хотел съезжать с этой квартиры. Во-первых, ему нравилось жить с Лео, во-вторых, он всю жизнь мечтал о собственном загородном доме, и желательно на берегу какого-нибудь живописного озера в Италии. Поэтому много откладывал и ждал подходящего момента, чтобы уехать ближе к этой мечте.
Лео, зарабатывая примерно четвёртую часть от зарплаты Артёма, тем не менее сделал правильный выбор при покупке бутылки на вечер. Они переместились на кухню, подготовили стол с закусками и после нескольких глотков каждый почувствовал то самое заветное расслабление. Разговор оживился, воспоминание Лео о дневном происшествии постепенно блёкло, и он предвкушал завтрашний день, который, несмотря на предстоящее похмелье, должен принести ему заветное облегчение в виде отметки в трудовой книжке «уволен по соглашению сторон».
К концу бутылки разговор
– Вот ты задумывался, для чего всё это?
– Ай, перестань, Лёнь. Этот разговор – словесная мастурбация. Из него не выйдет самой жизни, не выйдет конечного результата. Никто и никогда не даст ответа на этот вопрос. Мир – это код, Вселенную запрограммировали, или Мир – это иллюзия, чей-то сон. Жизнь появилась так или этак, да какая на хер разница? Жизнь есть, и это нужно просто принять. Вселенная есть, и это нужно принять. Интересно, конечно, разбирать её на атомы, затем ещё глубже и ещё, поэтому я и слежу за тем, что происходит в современной науке. Но я слежу за этим с улыбкой. Потому что верю, что всегда останется вопрос: а почему так? А на него ответа не существует.
– Ух, какой-то восточной философией повеяло, от тебя не ожидал. Мне, напротив, видится это в ином ключе.
– И как же?
– Если бы мы знали смысл, саму суть, ответы на эти вопросы «зачем это всё?» и «почему так?» – тогда человек как вид решил бы проблему страданий. Это привело бы к избавлению от него, когда человечество нашло бы путь к вечному смыслу и счастью. Вот те самые учёные – это люди, светлые умы, которыми я восхищаюсь, им суждено сделать эти открытия.
– Как можно открыть смысл? Не понимаю. Наука не так работает, Лёня. Давай лучше ещё одну бутылочку обработаем?
– Как и в каком виде – не знаю. Но просто представь, что когда-нибудь в светлом будущем в мире нет голода, насилия и войн, а главное, нам не приходится снимать стресс с помощью твоего мини-бара, – улыбнулся Лео.
– Лёня-я-я, – протянул Артём, —ты мыслишь утопичными категориями. Это что-то в духе Жака Фреско. Поэтично, красиво, но нереально. Мужик был мировой, умный, талантливый, но что с его проектом?
Лео не заметил, как в его правой руке появилась сигарета. Кухня наполнилась дымом, а каждая затяжка сопровождалась мыслью о завтрашней головной боли, усиленной курением. Друзья молча выкурили по сигарете, и Артём налил ещё по одному стакану каждому.
– Кстати, я завтра увольняюсь, – Лео поставил пустой стакан на стол и глубоко выдохнул.
– Опа! – сообразил Артём и тут же налил ещё, – А вот это уже новости! Дружище, я очень рад, что ты сваливаешь оттуда!
– Да, Тёма. Я тоже очень рад.
Лео произнёс последние слова с грустью, однако в глубине души он действительно был рад. Завтра он распрощается со стрессом, но впереди его ждёт этап неопределённости, потому что чем заниматься дальше, после пяти лет в креативной индустрии, он понятия не имел. А значит, со стрессом он вряд ли распрощается. Переход в плоскость чистого творчества был для Лео мечтой, но до неё ему было ещё далеко. Искать работу в смежной области, например рекламном или другом креативном агентстве, ему не хотелось. Сейчас перед Лео замаячило будущее, на иглу которого молодых и не очень людей ловко подсаживают продавцы фаст-фуда образования. Профессия python – разработчик за 12 месяцев с нуля, с гарантией трудоустройства! План выглядел даже надёжнее, чем швейцарские часы. Лео опрокинул стакан и опять потянулся за сигаретой.
Алкоголь сделал свою работу мастерски: оба были пьяны ровно настолько, чтобы и так высокий уровень взаимопонимания вырос, каждый чувствовал себя расслабленно, и всё обошлось без перехода в режим «догонятор». Всё должно было закончиться через пару минут, похмелье всё же обещало быть мягким, если бы Артём случайно не задел за живое своего лучшего друга, спросив его о планах на будущее.
– Может, сейчас хоть писать начнёшь? Времени будет полно. Ты ведь всегда хотел попробовать!
– Да, я часто об этом задумываюсь, но, блин…
– О-о-о, вечно твои «но» везде и во всём. Что на этот раз?
Лео посмотрел на почти пустую бутылку, потом на сигареты, затем он повернулся к Артёму, и этот вечер, его атмосфера, этот момент показались ему подходящими для того, чтобы вывернуть эту частичку души наизнанку.
– Ну ты сам спросил. Я не люблю ныть, но… мне очень хочется писать. Но написать я хочу что-то красивое. Знаешь, вот так, чтоб поэтически, чтоб прямо до мурашек. Меня всё время тянет к какому-то романтизму, что ли. Например, я бы с удовольствием
– Но похуй туман и Википедию. Вот о чём я говорю! Всё уже было! – Лео заговорил быстрее, более эмоционально. Со стороны казалось, что он как будто повышает голос на Артёма.
– Закаты, звёзды, степи и горы, цветы и птицы, в целом – сама жизнь! Сказать бы об этом всём как-то красиво, свежо! Но как только я стараюсь влепить к этим феноменам какую-либо метафору, подобрать какое-то интересное сравнение, меня накрывает такое чувство неловкости и позора вселенского масштаба, что писать не хочется вообще. Ничего и никогда. Все мои потуги кажутся такими вторичными, такими очевидными. Всё получается таким искусственным, выхолощенным, манекенным. Да и любая тема, идея, концепция – на всём как будто стоит жирная, такая красивая сургучная печать со словами: «Забей. Уже было». В голову назойливо стучатся мыслишки типа: «Это было у Байрона и Лермонтова», «А это речевая фишка Платонова», «Кому вообще в наше время интересно читать про раздирающий небо закат и зияющие в пустоте звезды?», «Не вздумай поднимать тему буддизма, где-то в горах над тобой тихо посмеивается Виктор Олегович». Тьфу ты, бля!
Артём с сочувствием смотрел на друга, но теперь попросту не знал, что сказать. Он сделал попытку снова закурить, но вдруг понял, что не хочет этого делать. Артём чувствовал, что Лео зол и раздражён. И, конечно, он знал, что в первую очередь его друг злится на себя. Лео подошёл к окну и, кажется, совсем не ждал ответа. На улице было мерзко. Первый снег на обочинах проспекта уже успел почернеть. Холодный ветер с микродождём бил в лица прохожим, отчего их гримасы становились ещё злей. Хорошо было находиться тут, на кухне, под теплом тоскливого света от дешёвых лампочек. Теперь Лео видел не только улицу. Его взгляд то падал на собственное размытое отражение в окне, то снова переключался на внешний холодный мир. Лео попытался сосредоточиться только на отражении. Он увидел Артёма, который прокручивал в пальцах сигарету, затем его взгляд скользнул по раковине, заставленной посудой, потом переключился на пожелтевшую от жира плиту. А потом он увидел всю картину сразу, как будто всю кухню целиком. Опьянение будто исчезло, а вещи по отдельности больше не существовали в сознании Лео, а вместе составляли одно целое. Ни плита, ни раковина, ни сигарета, ни Артём, вообще ничто больше не могло перетянуть на себя внимание Лео. В этот момент даже само сознание было другим. Он видел кухню как будто полностью, такой, какой она была в своей сущности, без оценок и ярлыков, и сам Лео, казалось, был частью этой кухни, в которой мягко растворялось и куда-то далеко плыло чувство собственной самости, чувство «Я». Это состояние длилось недолго. После него сразу пришли привычные чувства и мысли. В голову Лео снова хлынули приятные воспоминания из детства. Летние каникулы у бабушки, похожая кухня, на которой они с дедом играли в карты, запах жареной картошки. В этот момент Лео почувствовал во всём теле лёгкую вибрацию, психоэмоциональное тепло, которое плавно растекалось от самой макушки до кончиков пальцев. Он попытался сохранить это тепло подольше, но и оно, лишь немного подразнив Лео, стремительно ушло и растворилось где-то уже за пределами его тела. Лео с досадой вздохнул. Артём хотел было что-то сказать, но Лео неожиданно продолжил, уже тихо, спокойным и немного уставшим голосом:
– Потом я веду внутренний диалог дальше. Спрашиваю себя: а вдруг это просто отсутствие интересных образов, новых и необычных идей в моей голове? Всё это из-за моей ограниченности. Вдруг у меня банально не хватает на это способностей. И я скорее соглашусь с этими мыслями, приму их сторону. Мне легче поверить в собственную бесталанность, чем в то, что наш родненький метамодернизм вовсе и не требует от нынешних творцов всего того разнообразия языка, жгучих рифм, нетривиальных метафор, богатства образов, нагромождения смыслов и так далее. В поэзии или прозе, кинематографе или музыке – неважно, пусть кинематографе – достаточно быть просто искренним. И люди к тебе потянутся. Читатели, слушатели, зрители – кто угодно. «Будь искренним – не выёбывайся», – я бы так сказал. Хороший слоган для метамодернистов, – подытожил Лео и выхватил из рук Артёма сигарету.