Сны богов и монстров
Шрифт:
Внизу лежало северное море, испещренное крапинками айсбергов и какой-то крупной морской живности, но точно не китов. Мик и Зузана летели на спине бурелова, поэтому упасть перед любимой на колени без риска навернуться Мик не мог. Впрочем, с учетом обстоятельств все произошло как надо.
– Ты выйдешь за меня? – спросил он.
Ответом было «да».
– Как
Значит, он… Ох.
Зато теперь все замечательно, он снова стал кирином, не отличить. Зири легко и радостно улыбался, и Лираз рядом с ним тоже – и хохотала. Как человек, который умеет хохотать.
Это казалось еще более чудесным, чем полет на бурелове. Хотя нет.
Потому что ничто не может сравниться с полетом на бурелове.
– Скажи им, – попросила Зузана, когда стихла первая волна приветствий и попытки объясниться на взаимно непонятных языках потерпели поражение, – что мы не можем найти пещеры.
Элиза заговорила на языке серафимов. Удобно, но несколько раздражает: исчез повод истратить желание на то, чтобы самой освоить язык Эреца. Хотя есть еще химерский.
– Придется учить, – сказал Мик с тяжелым вздохом, который, впрочем, ни на секунду ее не одурачил. – Воскрешение, невидимость, единоборства, а теперь еще нечеловеческие языки. Мы что, школьники?
Элиза, застыв, жадно разглядывала Зири. Ну, не самого Зири, его тело. Такое же, как то, что лежало на прозекторском столе. Зузана подтвердила:
– Это он.
Разговор завязался, им было о чем рассказать друг другу. Элиза переводила на язык серафимов для Лираз, а та, в свою очередь, на химерский, для Зири. А затем компания направилась на юг. Мик и Зузана были подвергнуты допросу: откуда они взялись, есть ли у бурелова имя; и когда Зузана увидела вдали пятно входа, то аж зажмурилась от представившейся картины: бурелов стремительно влетает в пещеру, и все валятся с ног (и в прямом, и в переносном смысле) под взмахами его мощных крыльев.
Бурелов – без имени – не хотел залетать в пещеру. Черт, жалко-то как.
Пришлось притормозить. Зузана честно объяснила:
– Нужны свидетели. Нужно, чтобы слышало как можно больше народу, чтобы потом рассказали кому только можно. Чтобы об этом написали песни. Вы согласны? Надо всех позвать. И Кэроу обязательно.
При этих словах Зири и Лираз дружно смутились, и Мик деликатно предположил, что, возможно, Кэроу и Акива… ну… заняты.
Вот это да! Кэроу и Акива «заняты»! Несправедливо, что это совпало с моментом ее собственной славы.
– Может, ради такого они прервутся? – жалобно попросила она.
Они летали по кругу, оттягивая момент, когда придется опуститься
– Нет, – непреклонно молвил Мик.
– Но…
– Нет.
– Ладно. Но пусть хоть кто-нибудь посмотрит.
Еще как посмотрели. Лираз отправилась за зрителями, и скоро в арке возникла толпа, раздались пораженные вздохи и восклицания. Вирко нежно взревел «Скорпиончик!» – и Зузана поняла, наконец, что все в порядке и приключение подошло к концу.
Мик и Зузана подогнали гигантское создание к порогу и спрыгнули-плюхнулись с его спины, обняли за массивную шею, благодаря и прощаясь. Они полагали, что бурелов сейчас улетит, но не теряли надежду, что останется («если не смоется, придумаем ему имя»). И печально смотрели, как он набирает высоту, превращаясь в едва различимую точку в небе.
Только потом, повернувшись к собравшимся химерам и серафимам, – только потом они осознали, что что-то не так. Мрачные лица. И Кэроу. Кэроу здесь, почему она здесь? И почему она в одиночестве прислонилась к стене? И где Акива?
Кэроу вяло помахала им рукой, коротко улыбнулась. Увидела крылья Элизы, само собой, но даже это не заставило ее выйти вперед и поздороваться. Она что-то сказала Лираз; улыбка той погасла. Лицо превратилось в прежнюю жесткую маску. Плотно сжатые губы, побелевшие от гнева крылья носа, – вид еще более свирепый, чем был даже у Белого Волка.
Все мысли о собственном триумфе вылетели у Зузаны из головы.
– Что? Что?! Боги, Кэроу, ну не молчи же!
– Акива.
Кэроу выглядела потерянной. Не так она должна сейчас выглядеть.
– Его нет.
82
Нельзя
– Есть причина.
(Что я сделал?)
– Для дани есть причина.
Слов не было. Певчая использовала для разговора нечто… большее, нежели слова. Ему открылась ее память, звуки, образы, эмоции. Он воспринимал их, ужасаясь и страдая. Певчая, Скараб, трое стелианцев позади – эту картину видели глаза, но рассудок воспринимал иное, и от ужаса Акиве хотелось стать как можно меньше.
– Держи себя в руках. Ты дитя моей дочери.
Фестиваль. Певчая передала Акиве ощущение такой острой тоски, что он испытал то, чего никогда не знал: любовь матери к потерянному ребенку.
– Я хочу тебя узнать. Помочь, не причинив боли. Выслушай меня. Ты дитя моей дочери, но я никогда не знала о твоем существовании. Фестиваль была для нас утеряна. Исчезла. Я теперь знаю, что с ней стало, только потому, что ты живешь на свете. Знаю, что мое возлюбленное дитя… что она стала наложницей в гареме чудовища, разнесшего в клочки половину мира.