Сны чужие
Шрифт:
– Благодарствую… Только зачем я тебе, достойный Бурш?
– Ага, ты даже смышленее, чем я полагал вначале. Спрашиваешь, зачем… Я ведь тебе говорил, что никому лучше не доверять?
– Говорил, достойный Бурш.
– А насчет того, что кому-то доверять всё равно нужно?
– Говорил.
– Так вот, я и есть тот, кому нужно доверять, малой. С этого самого мгновения ты начнёшь доверять старику Буршу, и тогда старик Бурш поставит тебя на ноги к нашей с тобой обоюдной выгоде. Понятно?
– Не очень.
– Это не беда. Как-нибудь объясню поподробнее, а пока - тряхнём мошной. Эй, трактирщик!…
* * *
–
– Полагаешь, он сделал тебе подарок?
– Я вовсе не наивен, - проворчал Крайт, отвернувшись в сторону.
– Таких как я у Бурша было еще семеро. Вместе мы сколотили неплохую ватагу. Обчищали одиноких путников на дорогах, забирались в богатые дома, срезали кошели на рыночной площади. Потом дела пошли веселее - торговцы, крестьянские обозы, большие охотничьи артели. Поднатаскались махать железом, перестали бояться стычек со стражей и наёмной охраной купцов. Добычу сбывали через Бурша. Он с нас, думается, недурной доходец имел, но и помогал чем мог: оружие давал, провиант, спиров отборных, от облав прятал, опять же - про выгодные дела всегда загодя говорил.
– Использовал вас, ровно скотинку домашнюю, - Эрхал презрительно сплюнул, губы его зло кривились.
– Подставлял под чужие мечи, а сам грёб потихоньку от "обоюдной выгоды".
– Он нас подобрал из грязи, отмыл и обогрел. Я от него слова бранного, почитай, и не слышал вовсе, а уж чтобы палкой по спине - того и в гадком сне не виделось. Срам мне на старика пенять… тем паче, что нет его уже.
– Давно?
– Третий год пошел. Какая-то лихая болячка прицепилась - высох за одно лето, точно палый лист. А ведь не такой уж старый был, только-только седьмой десяток разменял. Осиротела тогда наша ватажка. Бурш умел всех в кулаке удержать, и на верную добычу нюх имел необычайный. Без него все не так стало. Удача начала к нам все больше задом поворачиваться, а неудача - так прямо в глаза заглядывала. Редеть стала ватага. Сперва одного потеряли, после - еще двоих. Потом и до шаваша нашего, Сарува-Ловкача, смерть дотянулась. Что обидно: не стражники, не законник какой, а свои же собратья, воры флаваркские в драке ножом ткнули. Четверо - уже и не ватага вовсе. Широко не разгуляешься вчетвером-то. Пораскинули мы умишком, да и прибились к вольнице Гувора-Беды. С нами у него шестнадцать мечей стало - сила немаленькая, скажу я тебе. На большие дела ходили, добычу брали втрое против прежнего. Так промышляли, почитай, год с лишком, пока в одной гнилой деревеньке нас фарсахары всех разом не накрыли. С большого веселья мы тогда были, едва на ногах стояли, но резня жуткая получилась. Четверых, может пятерых "пятнистых" насмерть… ну и наших, конечно, кого посекли, кого живьём скрутили. Двое моих прежних товарищей в той деревеньке навечно остались. Третьего ранили крепко. Он на другой день умер. Перестал дышать, лежа на прелой соломе в вонючем амбаре, где нас перед отправкой в Брук-хад держали. Из питомцев Бурша я один ещё жив. Гувор был тем самым невезунчиком, кого Ураз-Таш искромсал на давешней поляне, прежде чем ты из него самого кровушку выпустил. От ватаги его только трое и осталось: я, да та парочка недотеп, что решили идти своей дорожкой - Смух и Юки.
Крайт потянулся и с показным небрежением заявил:
– Вот и вся история. Доволен?
Эрхал молча кивнул, не показывая вида, доволен ли на самом деле услышанным от Крайта или нет. Казалось, шаваш потерял к рассказчику всякий интерес. Оно и понятно - история как история, ничего особенного. Таких историй - по несколько сотен на каждый город наберется, ежели с умом поспрашивать. Что ему…
– Я тебе верю, - произнес Эрхал, - хоть ты и не рассказал мне всего.
"Чего это - всего?" - хотел спросить Крайт. Не спросил. Прав ведь шаваш - не
– К чему мне врать?
– буркнул он сердито.
– Никакой пользы в том для себя не вижу. Ну, а если что и умолчал, так разве малость какую, пустяк. Ты-то, небось, о себе не более расскажешь.
– О себе?
– Эрхал, казалось, удивился.
– Незачем тебе обо мне что-то знать. Уж во всяком случае - пока незачем. Если расскажу правду, ты все одно не поверишь. Ещё лжецом сочтешь, а то и вовсе сумасшедшим. Хочешь, могу небылицей позабавить? Я, веришь ли, когда-то мастак был на них, на небылицы-то.
Крайт посмотрел недоверчиво: не шутит ли шаваш? А то, может, того хуже - издевается. Тот будто мысли его подслушал, усмехнулся и успокоил:
– Шучу. Не обижайся, альваш. Знать про меня лишнее тебе и впрямь пока ни к чему. Придет время, может и расскажу. Поглядим ещё как дело обернется.
– Ладно уж, поглядим, коли так…
– Готово!
– возглас Альха прорвался сквозь ровный гул голосов.
– Эй, худосочные, кто охоч до жратвы?! Уж мы с Фраей вас порадуем!
Встрепенулись даже самые уставшие, досель казавшиеся дремлющими и неподвижными. Сразу зашевелились, потянулись к котлу. Голоса зазвучали громче и веселее. Двое парней подхватили с жердины котел с бурлящей похлёбкой и пристроили его на краю кострища, одним боком поближе к огню, чтобы не остывал слишком быстро.
– А ну-ка, придержите руки!
– осадил Альх самых нетерпеливых.
– Голод голодом, а обычаи забывать не след!
– Верно, - отозвался Вурт, - почтить бы нужно.
Некоторые из ватажников (в основном бывшие вольпы) одобрительно закивали, остальные недоуменно переглядывались. Взгляды и тех, и других постепенно сосредоточились на молчащем Эрхале. Тот, заметив всеобщее внимание, недоуменно нахмурился.
– Что там ещё?
– Первый кус - старшому, - Альх смотрел с хитроватым прищуром.
– Так уж издавна повелось.
– Ну да, - пробормотал шаваш, - как это я позабыл…
Он поднялся и подошел к исходящему вкусным паром котлу. Перед ним расступались.
– Бери по силе, - произнес Альх со значением, протягивая вожаку кинжал.
Эрхал взял клинок. У него было странное выражение лица - будто вспомнил нечто забавное, что его сейчас вовсе не забавляло. Он заглянул в котел, поколебался, потом решительно сунул в варево кинжал и тут же вытащил.
Крайт мысленно выругался: на острие висела полоска мяса, толщиной чуть поболе самого лезвия. Либо Эрхал не был знаком с обычаем "первого куска" (что вряд-ли), либо… дальше мысли путались. Для чего шавашу могло понадобиться намеренно выказывать свою слабость Крайт не мог даже предположить.
Тот, между тем, отправил мясной ошметок в рот, немного пожевал (не иначе - больше для виду) и проглотил.
– Сила - не главное, - бросил Эрхал примолкшим, обескураженным ватажникам. Нагнувшись, он воткнул кинжал в снег, счищая с лезвия остатки жира. Подал клинок обратно.
– Кхм… - кашлянул Альх, принимая оружие. Похоже, он был смущен, однако сумел быстро совладать с эмоциями и вернул на лицо обычную хитроватую усмешку.
– Ну, вольница, теперь можно и нам силенки подкрепить.
"Вольница" снова зашумела, загомонила. Два десятка рук в момент расхватали подпеченные на угольях лепешки, ножи и кинжалы поочередно зазвенели о стенки котла. Альх и Фрая внимательно следили, чтобы никто не остался обделённым, не забывая, впрочем, и о себе.
Крайт поспешил присоединиться к общей трапезе. Ел быстро и жадно, изредка прихлебывая из пущенного по кругу черпака обжигающий травяной отвар. Пища была довольно скудной, но изголодавшемуся барску казалось, что он давно не едал ничего вкуснее. Уминая за обе щеки, всё косился на Эрхала. Тот вернулся на прежнее место и погрузился в собственные мысли. В пальцах его вновь заблестела смятая медяшка. Трапезничать он, похоже, не собирался.