Сны Флобера
Шрифт:
— Удержишь? — спросила она.
В его крепкой мозолистой ладони её рука казалась совсем маленькой, как девчоночья. Они стали спускаться. Её синие резиновые полусапожки скользили. Злата крепче сжала его руку, а другой ухватилась за ремень. Оказавшись на каменистом берегу реки, несущей мутные бурные воды, они огляделись по сторонам в поисках места, где можно расположиться. Злата выбирала натуру, Орест интересовался уловом. В яме с водой билось штук пять краснопёрок. Двое ребят стояли в воде, шарили руками под корягами. Потоки захлёстывали их с головой. Вдруг один выпрямился и вышвырнул рыбину на берег. Она шлёпнулась на камни. Минут через
На излучине через реку лежала поваленная ольха. Краснопёрка тёрлась брюхом о корни, выдавливая икру, а над ней кружили самцы. Течение было быстрым. Если не держаться за ветки, то может унести. Едва он вошёл на глубину, как о ноги стала биться рыба. Ореста охватил азарт. Рыба билась всё сильней и сильней. Он наклонился и опустил руку под воду, нащупал корягу, коснулся спины краснопёрки. Она метнулась, ударив хвостом по руке. Орест знал, что с рыбой нужно обходиться осторожно, чтобы не испугать. Он нащупал хвост. Медленно ведя рукой вдоль туловища, он приблизился к голове. Рыба млела, прижималась к ногам. Его пальцы вцепились за жабры, и Орест тотчас выхватил рыбу из реки. Со всего маху швырнул её на берег. Краснопёрка упала к ногам Златы. Вскрикнув, девушка отскочила в сторону. Рыба подпрыгивала как мяч. Орест крикнул:
— Лови! Держи её!
Злата встала над рыбой, не зная, что делать. Паренёк, стоявший рядом, отбросил краснопёрку ногой подальше от воды.
Следующая попытка была неудачной для Ореста. Несколько раз его сносило течением, ему приходилось возвращаться. За полчаса Орест выловил только четыре рыбины, в то время как другие значительно чаще выбрасывали добычу на берег. От холода Орест весь посинел, зубы выстукивали чечётку, тело покрылось гусиной кожей, трусы сползли на бёдра. Вдруг его снова подхватило течение, и пока он барахтался в самой стремнине, с него смыло остатки одежды…
Злата была обрадована уловом. Она накинула на Ореста китель, он с трудом залез ногами в штанины. Выломал из ивняка рогатину, насадил рыбу через жабры, отдал Злате, а сам взял мольберт. Домой они вернулись с уловом, но без рисунков.
— Ладно, в следующий раз я покажу это болото с ирисами, они такие красивые! — пообещал Орест.
Долгий взгляд её голубых глаз смутил Ореста. Она медленно потянулась рукой к его лицу. Он почувствовал на мочке уха прикосновение холодных и мокрых пальцев, втянул голову.
— У тебя мочки и ресницы красивы, любая девчонка позавидует, — сказала она и запустила руку за ухо, ощутив жесткие коротко остриженные волосы.
Мальчик вздрогнул.
В этот день она отварила картошку, пожарила рыбу и сварила уху. Орест натаскал из колодца воды, нарубил дров во дворе. Обычно такую работу помогал делать какой-нибудь солдат, но сейчас полк
Раскрасневшийся, голый по пояс Орест вошёл в дом с охапкой дров, положил у печки. От него пахло потом. Его запах заполнил комнату, защекотал ноздри. Злата налила в умывальник теплой воды, подала чистое полотенце. Румянец заливал его щёки. Она усадила его за стол, любуясь, как он уплетает приготовленный ею ужин из пойманной рыбы. Жар не спадал. Она потрогала его лоб рукой. Он пылал. Злата обеспокоилась, принесла градусник из аптечки, засунула ему под мышку, велела сидеть смирно. Орест был квёлым и усталым. Через пять минут она вынула запотевший градусник. Ртутный столбик подкатил к отметке 38 градусов.
— Да тебя лихорадит, мальчик мой! Сейчас я тебя уложу в постель.
Она пошла в комнату, застелила диванчик свежей простынкой, сменила наволочку на подушке, вынула из шкафа клетчатый плед. В комнате по углам собирался сумрак. Тьма надвигалась, как полчища пауков, пеленала его в удушливый кокон. Перед глазами Ореста кружили желтые мотыльки. Они быстро — быстро двигали крыльями и, попадая в сети пауков, конвульсивно бились в попытке вырваться на волю. Девушка помогала раздеться мальчику, стащила кирзовые сапоги. Его ноги пахли.
Пока он укладывался в постель, Злата пошла на кухню, приготовила липовый чай и таблетки. Мальчик уже засыпал, его лоб и грудь покрылись испариной. Злата приподняла его за плечи, дала выпить таблетки. Орест моментально уснул, выпростав руки наружу. Вдалеке проезжал полуночный пассажирский поезд, он ехал медленно, словно его колёса увязали во сне Ореста, во сне гарнизона, во снах детей на плечах пассажиров. Из темноты сверкнули два горящих кошачьих глаза. Ночь ощетинилась, фыркнула. Поезд подъезжал к станции, люди на вокзале оживились, стали выходить на перрон. Станционный смотритель с фонариком встречал пассажирский. Заскрипели, захлопали железные двери, вышли проводники. Люди с вещами стали подниматься в вагон, занимать свои места и укладываться спать. Колёса застучали, всё громче и громче, вагон задрожал, Орест кутался в плед, его знобило…
Солнечный свет упал на спящего мальчика — с него сползло на пол одеяло, обнажив грудь и колено. Его рука как бы потянулась за каким-то предметом. Злата хотела поправить одеяло, но задержала взгляд на фигуре: свет создавал форму законченной картины. Она взяла бумагу и карандаш, покоившиеся до сих пор на большом круглом столе с тремя ножками. Злата присела на гнутый стул, который стоял против мольберта со вчерашнего дня. Спящий мальчик возникал из сочного солнечного воздуха. Её карандаш делал набросок: кушетка, обои, обнюхивающий пальцы мальчика чёрный кот — вот к кому тянется его рука!
В её воображении возник цикл картин с одним персонажем. Эта картина будет называться «Спящий мальчик в солнечном распятии». Затем появятся «Обнажённый в ирисах», «Фигура под зонтом» на берегу залива, «Играющий в карты» всё на той же стариной кушетке с валиками по бокам и высокой спинкой и другие.
На всех картинах будет рука, тянущаяся к чему-то неведомому, может быть, к зрителю, находящемуся по ту сторону картины. Персонаж будто ощущает присутствие зрителя, отчего между ними возникает близость, родство.