Сны инкуба
Шрифт:
— Истина и Нечестивец не имеют мастеров. Я верно говорю?
Блондин посмотрел на Малькольма, и на его лице была полная безнадёжность. Я даже не могла отпустить замечание насчёт имён. Кого могут звать Истина и Нечестивец? Но в лице этом было столько страдания, что я могла только сказать:
— Малькольм, если у тебя есть что сказать важного, скажи.
— Они — безмастерные, Анита. Мастер, создавший их, погиб, и sourdre de sang, создавший эту линию, тоже был уничтожен. Они смогли пережить уничтожение своей линии, но оно их ослабило.
Я
— Если бы ты связал их обетом крови, у них был бы теперь мастер.
— Я допустил их в свою церковь. Практически любой другой мастер просто бы их убил.
— Почему?
Лежащий на земле вампир ответил сдавленным голосом:
— Они нас боятся.
— Не разговаривай, брат, я все за тебя скажу, — торопливо заявил блондин. — Они боятся, что другие вампиры узнают, как мы пережили уничтожение всей нашей линии крови, и задумаются, не могут ли они убить тех, кто их порабощает, и тоже выжить.
— Брат? — спросила я.
Блондин посмотрел на меня. От свежих слез глаза его были красноваты.
— Истина — мой брат.
А, черт.
— Малькольм правду говорит, что если мы вынем нож, то… Истина не залечит эту рану?
— Когда-то мог бы, но гибель нашей линии нас ослабила. От серебряного оружия мы оправляемся не лучше людей.
Я посмотрела на торчащую из груди вампира рукоять.
— Если бы он был человеком, он бы уже погиб. А он ещё не умер.
— Он умирает, Анита, разве ты не чувствуешь?
Я положила руку на грудь вампира, рядом с лезвием, и сосредоточилась. Я ощутила, как его энергия — за неимением лучшего слова — тает.
Он сделал судорожный вдох, и следующий дался ему ещё труднее.
— Блин, он истекает кровью. — Вампир потерял столько крови, что тело его переставало функционировать. Черт. Я посмотрела на блондина. — Если мы будем сидеть, сложа руки, он умрёт. Если вытащим лезвие, может открыться возможность его спасти.
— Как? — спросил блондин (я даже мысленно не могу никого назвать Нечестивец — в смысле имени).
Как? Интересный вопрос. Будь здесь Жан-Клод, мы могли бы привязать его клятвой крови. Конечно, учитывая наши метки, Истина может взять кровь у меня и быть привязанным к Жан-Клоду. Примо обнаружил это случайно, а теперь открывалась возможность.
— Я свяжусь со своим мастером, он Мастер Города. Если он согласится, у меня есть идея.
И я позвала мысленно:
— Жан-Клод!
Вокруг него было какое-то движение — он оказался в клубе.
— Oui, ma petite, ты звала?
Не прибегая к словам, я дала ему пробежать свои мысли стенографически. Он был весьма заинтересован.
— Нечестивая Истина в Америке!
— Ты их знаешь?
— Единственные вампиры за всю нашу историю, которые намеренно выследили всех вампиров своей линии и убили.
Это
— Как, почему?
— Я знал их мастера и его мастера, sourdre de sang. Это были воины, ma petite, ещё какие воины! Они в битве были как Бёлль Морт в сексе.
— Так что, они слишком опасны, чтобы брать их на борт?
— Ты знаешь, что случается, когда родоначальник линии сходит с ума?
Вопрос казался ловушкой, но я все же ответила:
— Что-то плохое.
Он засмеялся у меня в голове, и мурашки поползли у меня по коже.
— В этой линии все начали вдруг убивать людей — без платы, без политики, без какого бы то ни было мотива. Я тогда был ещё с Бёлль при дворах. Я знаю, что совет собирался подослать убийц, но двое вампиров из этой линии сделали все сами. Они спасли нас от ненужного внимания в Англии, и за это совет был им благодарен, но они убили источник своей линии, своего создателя, а это у нас — смертный приговор.
— Так почему же они не мертвы?
— Потому что вмешался кто-то в совете. Не знаю, зачем, не знаю даже наверняка, кто, но они остались безмастерными и были сосланы странствовать, и рука любого мастера, встреченного ими, оборачивалась против них. Если они смогли убить источник своей крови и выжить, то они слишком опасны, чтобы оставлять их в живых.
— А как настроен ты?
— Что ты предлагаешь, ma petite?
— Ты помнишь, как вышло с Примо?
— Ты дашь пить Истине, и он будет привязан к тебе и ко мне?
— Ага.
— Это не драчуны из линии Дракона, это воины, пережившие столетия, когда рука всякого обращалась против них. Я видел их однажды, когда их мастер прибыл ко дворам. Они — мужи чести.
— Что он говорит? — спросил Нечестивец.
Я подняла руку:
— Он думает.
— Никто не станет рисковать, — произнёс Истина сдавленным, трудным голосом.
Жан-Клод дышал сквозь мой разум, покрывая мурашками кожу. Я убрала руку от раненого вампира, чтобы эффект не распространился на него. Потом широко открыла между нами метки, и Жан-Клод меня заполнил, пролился по моему телу, по коже. Его сила встретилась с моей, и будто пламя подожгло огромный сложенный костёр. У меня голова запрокинулась, выгнулась спина, сила хлынула из меня. Она лилась и лилась, и я ощущала каждого вампира в коридоре. Чувствовала их, как отдельные огоньки в темноте, будто с закрытыми глазами я знала их всех.
— Назад, дети мои! — прозвучал издалека голос Малькольма. — Оставим место сие для её чёрной магии.
Я открыла глаза, тут же поняв, что они выцвели в карий огонь с чёрной оторочкой.
— Что сейчас будет? — спросил Смит.
Я посмотрела на него, и он испустил удивлённый возглас, облизал губы и уставился на меня, бледный и перепуганный.
— Если не хочешь этого видеть, вернись к Зебровски.
Смит покачал головой:
— Я останусь.
— Тебе не понравится, — предупредила я.