Со мной летела бомба
Шрифт:
— Тебе нужно немедленно уходить! — Леша идет на кухню и пьет воду прямо из-под крана. — Меня послал Загорский, он уже ищет тебя!
— Значит, все идет по плану. Успокойся.
Подойдя, я обняла Лешку и прижалась губами к его губам.
— Ты готов?..
Он поморщился и стал растирать ладонью шею.
— Послушай, Оля… Зачем такие сложности? Почему бы тебе просто не уехать? Через месяц я уволюсь и уже ничто не помешает нам быть вместе!
Отстранив его от себя, я прошлась по комнате.
— Ты так ничего и не понял? — и я сорвалась на крик: — Ты ничего не понял!
— Я
— Ты, именно ты должен будешь в конце концов назвать Загорскому или любому, кто будет искать убийцу Тена, мое имя! Но Ольги Кореневой уже не будет! Останется только недолгая память о ней в головах трех-четырех людей! Я буду рядом, но меня никто не узнает! Ты думаешь, сложно стать другой? — я шагнула к нему, впившись взглядом в его глаза. — Ты же стал другим, милый? Еще два месяца назад ты был преданным делу полицейским. А кто ты сейчас?
— Прекрати! — захрипев, он улизнул от моих объятий. — Прекрати… Я люблю тебя. Это моя единственная вина.
«А еще предательство, слабость и любовь к деньгам», — мысленно добавила я.
— Когда тебя найдут, а найдут тебя быстро, потому что дверь я оставлю открытой, Загорский сам позаботится о том, чтобы тебя не нашел ни Табанцев, ни люди Юнга. Он слишком любит тебя, если верить твоим рассказам. Тебе ничто не угрожает, но около месяца тебе придется делать вид, что ты в коме. Питаться через капельницы и принимать лекарства через них же. И когда я буду в безопасности, ты назовешь мое имя. Но Ольги Кореневой уже не будет. Но дело даже не в этом. Дело в том, что никто не станет искать — тебя! Решайся! Иначе до конца дней мы оба потеряем покой!
— Я не понимаю, как ты будешь сама себе делать операцию, — признался он. В его голосе чувствовался надлом.
— Леша, милый… Человек, которого я приглашу менять мою внешность, приехал бы делать мне операцию даже на Северный полюс.
— Что будет ему наградой?
— Это важно?
— Для меня — да!
— Я не буду с ним спать, обещаю.
Его это не успокоило. Мне пришлось снова повысить голос:
— Тена убила Коренева, Лешу Гольцова ранила Коренева, чертова банкира убила Коренева. Но у них нет ни одного доказательства, что это сделала я! Тем более что Тена пристрелил ты, Леша! Так пусть они ищут Кореневу до конца дней своих, не нужно их лишать этого удовольствия!.. Ты разлюбишь меня с другим носом и овалом лица?
— Нет, конечно… — пробормотал он.
Я прошла на кухню и вынула из столового набора узкий нож.
— Тогда встань у двери.
В его глазах я увидела страх.
— Не бойся. Лезвие пройдет, не задев трахеи и сонной артерии. Крови будет много, но ее легко удержать рукой. Все, что необходимо, — это дождаться полиции и «Скорой». Ты должен выглядеть как потерявший сознание. Несколько операций — ерунда. Но все это — гарантия нашего с тобой спокойствия. Кореневой больше нет, а тебя вряд ли кто упрекнет за увольнение. Нас никто не будет искать. Не об этом ли мы говорили все эти месяцы?
Он опустил руки и поднял голову.
— Не убей меня, — были последние слова, которые я слышала от него.
Лезвие вошло ему в
— Сожми рану! — приказала я. И прижалась к нему губами: — Я люблю тебя…
Открыв глаза, я увидела Алексея Гольцова.
Он сидел передо мной за столиком в кафе.
— Ты прав, — сказала я. — Эти пятьдесят тысяч нас погубят. Спасибо, что остановил меня.
— Нам нужно срочно улетать из страны.
— Для начала нужно снять квартиру на сутки. Забронируем два билета до Вены. Оттуда переместимся в Подгорицу, и только оттуда — в Герцог Нови. Дом на берегу Адриатического моря… — я улыбнулась и взяла Алексея за руку. — Не об этом ли мы мечтали все это время?
— Об этом.
На Казанском он снял квартиру. Обычную однокомнатную, в которую командировочные приводят шлюх в ожидании поезда. Я пришла в эту заплеванную «хрущевку» через два часа. Меня никто не должен видеть.
— Я хочу тебя, — сказал он.
Мне ничего не стоило улыбнуться.
Присев на кровать, он стал расстегивать пуговицы на своей рубашке.
Лучшего момента может и не случиться.
Вынув из-за спины пистолет, я быстро поднесла к его виску и нажала на спуск.
Горячие брызги ударили мне в лицо…
Некоторое время я стояла и терла носовым платком никелированный «вальтер». А потом вложила ему в руку.
Черт его знает, отчего бывший оперуполномоченный ГУВД города Черногорска, что в четырехстах километрах от Владивостока, решил покончить с собой в московской квартире. Вероятно, это последствия перенесенного психологического стресса.
Я вошла в ванную, стянула черный парик. Мне на плечи упали светлые волосы.
Под душем я включила холодную воду и закрыла глаза.
Эта поездка в Черногорск меня едва не погубила. Я возвращалась из Черногорска через Владивосток в твердой уверенности, что никогда уже не почувствую опасности. Но случилось обратное.
Узнал ли меня Загорский? Теперь я этого никогда не узнаю.
Потому что, сидя на кровати рядом с мертвым Гольцовым, набираю номер телефона.
— Володя?.. Здравствуй, милый… Да, я в Москве. Нет, лицо не болит. Оно не болит. Я еду к тебе, потому что нужно срочно делать операцию.
— Не понимаю, — ответил он мне.
— Ты должен срочно сделать мне новое лицо. Иначе мы пропали.
— Деньги уже на твоем счету?
— Они у нас. Мы богаты. Но у меня на плечах полиция с тем опером из Черногорска. Срочно приезжай за мной.
И я назвала ему адрес.
Это очень известный пластический хирург, имя его называть не стоит. Как не стоит называть имена тех, кому он подарил новые лица.
Черт бы побрал тот мой ужин в ресторане! Я зашла в него случайно, чтобы поужинать. С новым лицом и командировочной сумкой я села в угол и заказала харчо. И в этот момент появились они: Табанцев с Юнгом. Риска быть узнанной не было, и я машинально включила небольшую служебную видеокамеру. Кто знает, не пригодится ли мне когда-нибудь доказательство связи корейского авторитета с полицейским. Если бы знать в тот момент, что ту же встречу снимает сынок того банкира…