Со мной летела бомба
Шрифт:
Рюмка «Хеннесси» меня лишь загрузила.
Выйдя из кафе, я уселась в машину и протянула таксисту через плечо бутылку хорошей водки.
— Спасибо, детка, — отреагировал он и, подумав, куда в салоне спрятать литровую бутылку «Хаски», изогнул руку и сунул емкость в кармашек сиденья передо мной. — По прежнему маршруту?
— Нет, — отрезала я, уже понимая, что совершаю чудовищную ошибку. — В ближайшее отделение «Инвестбанка».
— Ты хорошо подумала? — поинтересовался он, словно мы знакомы тысячу лет и половину этого времени являемся
— Я просто подумала. Не знаю, хорошо ли. Но пусть будет что будет, — я вытащила из сумочки кошелек и вытянула из него несколько купюр. — Я на всякий случай рассчитаюсь сразу. Иначе потом тебе долго придется ждать.
Он сунул деньги за пазуху и в другом кармане принялся искать сдачу. Старый трюк. Потянешь время, может, клиента заест совесть, и он откажется.
— Оставь сдачу себе, — попросила я. — В «Инвестбанк».
«Форд» с шашечками на боку подъехал к зданию со стеклянными стенами через четверть часа. Это ближайшее отделение «Инвестбанка», если верить навигатору. Эти пятнадцать минут я потратила на размышления — на кой черт мне это надо. Я, Ольга Коренева, имею в сорок раз больше. Этот полтинник может перечеркнуть все мои надежды на будущее. Зачем я это делаю?
Никогда ранее я не совершала ошибок. Я шла по жизни, старательно отыскивая цель и поражая ее. И могу с уверенностью заявить, что еще полгода назад удалилась бы от этого банка, в который на мое имя Тен перевел пятьдесят тысяч, как можно дальше. Знает Загорский — значит, знает еще кто-то.
Но меня тянуло в банк. Словно магнитом.
Распахнув стеклянную дверь, я вошла и нашла свободного оператора.
— Мне нужно проверить, есть ли поступления на моем счету, — сказала я девочке, глянувшей на меня и резиново улыбнувшейся. — Год я была за границей, счет не проверяла. А еще потеряла карту. Вы можете мне помочь?
— Ваш паспорт, пожалуйста.
Расстаться с основным документом на имя Кореневой я не могла. Сбросить его можно без труда. Можно сжечь за минуту, утопить. Но придет момент, когда мне нужно будет представиться Кореневой. И у меня не окажется паспорта на это имя. И вопрос встанет между жизнь и смертью.
— Пожалуйста, — в тон девчушке ответила я, протягивая ей документ.
Около минуты ушло на проверку счета.
— Да, у вас есть поступления.
— Я хотела бы их снять и закрыть счет, — подумав, я поправилась: — Хотя нет, счет закрывать не надо. Сколько там?
Умная девочка. Она написала что-то на бумажке и сунула под стекло.
1 600 000 р.
Это и есть те самые пятьдесят тысяч долларов.
— Я оставлю пять тысяч рублей. Остальное сниму.
— Хорошо, — ответила она и ушла на консультацию.
Через пару минут вернулась. Вероятно, все было улажено. Заработала машина, отстукивая чеки. Я расписывалась и боялась оглянуться. Мне казалось, что, как только я это сделаю, увижу Загорского.
— В кассу, — сказано было мне.
Там мне, простучав счетной машинкой, отгрузили пятитысячных купюр.
Неужели все было
Уложив деньги в сумочку, я прошла через зал. Он казался мне размером с футбольное поле, хотя, когда я вошла, он виделся мне маленьким, таким крошечным, что нигде нельзя было спрятаться…
Выйдя на улицу, я в три приема втянула в себя морозный воздух. Голова кружилась, хотелось пить.
Мой таксист сидел за рулем, курил и постукивал пальцами по рулевому колесу.
Все было просто. Очень просто. Год я могу жить в Доминикане, не тревожа счетов. И правильно. Пусть уляжется волна, пусть все забудут Ольгу Кореневу.
Я сделала шаг вперед и вдруг остановилась как вкопанная.
— Я все время спрашиваю себя, — раздалось за моей спиной, — ради чего я жил последние десять лет.
— И к какому выводу пришел? — выдавила я.
Загорский вышел из-за моей спины, держа в зубах сигарету. Когда мы расстались, он прикуривал, и я подумала, что время остановилось. Не было банка, не было таксиста, мы стоим на стоянке такси в аэропорту и смотрим друг на друга.
— Я бы мог прийти к выводу, что эти десять лет прожиты зря, но тогда бы я не узнал главного.
— Чего же?
— Жизнь коротка, — он затянулся и посмотрел мимо меня. — Жизнь удивительно коротка. Десять последних лет я раз в день ел горячее, спал по пять часов в сутки и все время кого-то искал. Зачем? Ради чего? Ради того, чтобы в один неплохой по своему утреннему содержанию день меня вызвала дюжина козлов в кабинет и распяла за то, чего я не совершал? Так устроена жизнь, отобравшая у меня червонец? Я просидел в клетке столько же, сколько просидели найденные мной убийцы.
Я стояла и смотрела ему прямо в глаза.
— Сережа, давай уедем…
— А как же любовь?
— Ты… просто подожди. Все придет.
— Я не смогу тебя полюбить. Никогда. Ты едва не убила одного моего друга. Прикончила отца второго. Лишила меня работы. И я убил бы тебя, наверное, если бы не одно обстоятельство.
— Какое?
— Благодаря тебе я понял, что жизнь коротка. Так что ничего не выйдет, Оля. Мы люди, которым предписано находиться как можно дальше друг от друга.
Я опустила глаза, пытаясь рассмотреть предмет, появившийся в его руке. Этот предмет характерно звякнул, покрывая мое сердце инеем. Это были наручники.
Словно дразня меня, он выпустил один браслет, и тот закачался, как маятник.
И вдруг он резко махнул рукой.
Наручники, тускло сверкнув в морозном воздухе, улетели в сугроб.
Глядя в его глаза, я пыталась понять, о чем он думает.
Пустота. Впрочем, в его глазах и в самолете было трудно отыскать истину.
— У тебя должно быть два миллиона долларов.
— Так и есть, — согласилась я.
— Пятьсот тысяч ты сейчас перечислишь в банк отца Ивана. Это твой расчет с Гольцовым. Я позвоню Ване, он все устроит. Из оставшейся суммы половину ты перечислишь на мой счет. Остальное заберешь себе. Пятьдесят тысяч — бонус.