Со мной не соскучишься

Яковлева Елена Викторовна

Я обернулась, готовая послать подальше галантного водилу, и тут увидела, что с заднего сиденья импортной тачки — идентифицировать марку я не смогла, не слишком-то я в них разбираюсь — мне приветливо улыбается Карен. И не просто улыбается, а еще и делает барственный знак ручкой, мол, приди в мои объятия. Я поплелась к раскрытой дверце автомобиля с энтузиазмом агнца, подгоняемого к жертвенному алтарю.

Карен вольготно расположился на сиденье, свободного пространства рядом с ним почти не оставалось, мне

пришлось довольствоваться маленьким пятачком между его грузным телом в дорогой дубленке и захлопнувшейся дверцей.

— Трогай, — приказал он водителю, и машина плавно тронулась с места.

Теперь он обратился ко мне:

— Это хорошо, что ты избавилась от мальчишки, только не понимаю, зачем потащилась в библиотеку?

— Почему бы мне не пойти в библиотеку? — ответила я вопросом на вопрос. — Есть мужчины, которых интересует не только женское тело, с такими приходится еще и разговаривать, причем на разные темы…

— Ты там проторчала почти два часа. — Карен явно не оценил моего тонкого намека. — С чего бы такая тяга к разумному, доброму, вечному?

Я пожала плечами, предоставляя ему возможность ломать голову сколько заблагорассудится.

— Ладно, рассказывай, что там у вас происходит.

С таким же успехом он мог бы спросить у меня, есть ли жизнь на Марсе. Что бы я могла ему рассказать, даже если бы захотела? Что ничего, ровным счетом ничего не происходит. Я знала о Рунове и о его жизни немногим больше, чем в первый день. Мы спим вместе, по мере возможности доставляя друг другу удовольствие, живем под одной крышей — вот, собственно, и все. А то, что он рассказал мне накануне, ничего не прояснило, скорее добавило тумана.

Я так и ответила:

— Да ничего не происходит, тихо, как в приемном покое. Рунов уходит рано, приходит поздно, я сижу с этим сопляком, как ты его называешь. То, что мне удалось выяснить, я думаю, ты знаешь и без меня. Ну, насчет того, что он восемь лет сидел за угон самолета, когда-то был художником… Он не торопится открывать мне свои тайны, если, конечно, они у него есть. Сомневаюсь, чтобы и дальше от меня было много толку. По-моему, вам лучше было бы проверить его на детекторе лжи.

Я не могла отказать себе в маленьком удовольствии незаметно поиздеваться над Кареном.

Он принял мое сообщение к сведению в глубокой задумчивости. Похоже, его планы предусматривали нечто иное.

— Ему никто не звонит?

Я отрицательно покачала головой. До меня самой только сейчас дошло, что в нашей квартире постоянно стоит ничем не нарушаемая тишина, которую даже изредка не прерывает легкое треньканье звонка.

— К нему никто не приходит?

— Он называет себя одиноким волком.

Карен нервно забарабанил пальцами по стеклу:

— Я же тебе велел вытаскивать его куда-нибудь, чтобы он был на людях. Нечего

сидеть в четырех стенах! Ведь есть же у него какие-нибудь любимые злачные места… Вы тогда были в этом клубе, как его…

— «Субмарина», — подсказала я.

— Вот именно, сходите туда еще раз. Скажи, что тебе скучно, хочется немного развеяться.

Тут я не выдержала и в надежде пролить наконец свет на его заинтересованность в делах Рунова, спросила:

— Господи, да кто он, собственно, такой? Чем он вообще занимается, ты знаешь?

— Спроси что-нибудь полегче, — выдохнул Карен, который в этот момент что-то усиленно обдумывал.

— Надеюсь, он хотя бы не вампир?

— Что? — опешил Карен.

— Надеюсь, он хотя бы не вампир? — повторила я.

Карен расхохотался:

— Нет, он не вампир, он хуже, он — сексуальный маньяк! Так что будь с ним осторожна.

Мне это надоело, я смерила его взглядом и выскочила из машины, которая как раз остановилась на светофоре.

— Постой! — крикнул мне вслед Карен.

Я обернулась. Он поманил пальцем, и мне пришлось, наклонившись, заглянуть в автомобиль. В этот момент Карен неожиданно потянул на себя дверцу, так что моя голова неожиданно оказалась зажатой в щели, а глаза от неожиданности и страха полезли из орбит.

Карен придвинул свое полное лицо к моему, и я смогла хорошо рассмотреть его восточные глаза — маслины в желтоватом белке.

— Будь умной девочкой, — сказал он, — если не хочешь умереть молодой и красивой.

Я уловила его тяжелое дыхание, жуткий запах, с которым уже не справлялись никакие дезодоранты. Похоже, изнутри он в прямом смысле слова разлагался.

* * *

Вечером я спросила Рунова:

— Может, ты вампир?

Он приподнял брови в удивлении, уголки его рта приподнялись, изобразив удивленную улыбку.

— Я вижу тебя только по ночам, утром ты уходишь, словно бежишь от света. Для полноты картины осталось только убедиться в том, что ты не отражаешься в зеркале… А вдруг ты выпьешь мою кровь?

Рунов подтолкнул меня к огромному зеркалу на стене, в котором отразились мы вдвоем. Должна признать, мы выглядели весьма эффектно: ни дать ни взять двойной портрет в золоченом багете. Рунов поцеловал меня в шею, потом шутливо оскалил зубы, точно намереваясь укусить. Я замерла. Трогательная птичка нежности села мне на плечо и выпустила свои крошечные коготки. Ах, как бы я хотела переселиться в Зазеркалье, там, по крайней мере, я могла бы не опасаться Карена и не ломать голову над тем, в какой переплет попала по его воле. Тогда бы, наверное, я избавилась от ужасного ощущения собственной раздвоенности, как будто я зависла между желаемым и действительным, не в силах определить, к какому берегу пристать.