Со щитом и мечом

Коллектив авторов

Впрочем, «чужими» ее дела для путевого обходчика и его жены оставались недолго. Когда партизанский отряд Демида Пилинчука готовился к прорыву через вражеские тылы для воссоединения с бойцами Таращанской и Новгород-Сиверской бригад, Н. Г. Гончарук сделал решительный выбор – стал партизаном, потом красноармейцем полка, которым командовал все тот же «товарищ Демид». Как и его командир, не вернулся Гончарук домой, сраженный в бою за Киев вражеской пулей.

Вот почему ранним утром 5 июля 1920 года Милда Генриховна шла на встречу с вдовой и детьми Н. Г. Гончарука с тяжелым сердцем, словно была

виновата в его гибели. Но Марфа Стратоновна и ее дети приняли бывшую квартирантку с неподдельным радушием.

Теплая волна благодарности согрела сердце Милды Генриховны и теперь, когда, подходя к домику на Кавказской улице, она увидела в «своей» комнате слабый огонек керосиновой лампы. Несмотря на позднее время, Марфа Стратоновна и Галя поджидали ее. Спали только младшие дети, Лидочка и Саша. Вскоре, правда, и Галя пошла к себе.

– Иди, дочка, иди отдыхать, – сказала Марфа Стратоновна. – Завтра рано подниматься…

А Милде Генриховне объяснила: недавно через знакомых удалось устроить Галю на работу почтальоном. Не хотели брать – годами еще не вышла, пришлось сделать подарок жене начальника, зато будет хоть какая-то копейка, кормильца ведь потеряли. Или, может, почту теперь закроют?

– Ну зачем же, – успокоила Милда Генриховна хозяйку. – Без почты любой власти не обойтись. Постепенно жизнь нормализуется, появится больше возможности найти работу и вам. А Галочкин заработок семье будет кстати. Жаль только, что вставать приходится очень рано, да ничего не поделаешь…

И потянулись для Милды Генриховны горячие, хлопотливые денечки. Белополяки оставили в городе законспирированную агентуру. Хватало и затаившегося кулачья. Враг вредил как только мог. По ночам то и дело грохотали взрывы. Не прекращались вооруженные нападения всевозможных банд на передовые позиции и тылы красноармейцев. На четвертый день после вступления в Ровно частейПервой Конной армии в городском парке хоронили группу бойцов и командиров, погибших в стычке с белополяками. Среди них был и Олеко Дундич.

Но все-таки новое брало верх. Создавались партийные, советские, профсоюзные и комсомольские органы. Уездный партком открыл педагогические курсы. Начали работать библиотеки, любительский театр.

7 августа состоялся второй общегородской коммунистический субботник. Вместе с рабочими-железнодорожниками Милда Генриховна, Марфа Стратоновна и Галя грузили на станции уголь. С работы возвращались уставшие, но довольные. По пути Милда Генриховна решила заглянуть в штаб, пообещав хозяйке и ее дочери долго не задерживаться. Домой вернулась часа через два. За это время ее будто подменили. От недавней веселости и следа не осталось. Была серьезной, молчаливой и озабоченной. Марфа Стратоновна и Галя, увидев такую резкую перемену в настроении квартирантки, тоже встревожились, но ни о чем расспрашивать не стали. Знали: если можно – сама объяснит в чем дело, а нет – значит, так полагается, им вмешиваться не следует.

После скромного ужина вдова путевого обходчика занялась хозяйством, а Галя принялась сортировать принесенные с собой письма – в крошечном служебном помещении было слишком тесно, и администрация вынуждена была сквозь пальцы смотреть на такое нарушение порядка. Раскладывала их так, чтобы утром не

нужно было искать в сумке. Милда Генриховна, как это уже случалось и раньше в те редкие моменты, когда у нее выпадало немного свободного времени, решила помочь девушке. Раскладывая, как и она, письма стопочками по названиям улиц, вдруг заметила два отдельно лежащих конверта из тонкой, но плотной бумаги, невольно вздрогнула. Галя это заметила, удивилась:

– Что, Милда Генриховна?

– А? Нет-нет, ничего… Впрочем… Что это у тебя за конверты? Можно поглядеть?

– Почему же нельзя? Смотрите, пожалуйста…

Милда Генриховна внимательно рассматривала конверты. Инстинктивно потянулась рукой к карману висевшей на гвоздике кожанки, но тут же села. Нет, сомневаться нет оснований, зрительная память еще никогда ее не подводила…

В кармане кожанки лежал точно такой же конверт, ставший для чекистки непростой загадкой. Попал он к ней совершенно неожиданно. Едва Милда Генриховна после субботника появилась в Особом отделе и поднялась в свой кабинет, дежурный сообщил:

– К вам тут один гражданин просится…

– По какому делу?

– Не знаю. Предупредил, что намерен говорить только «с самым главным чекистом».

– Хм… Ну что ж, зовите.

Дежурный вышел и тут же пропустил в кабинет коренастого мужчину в поношенной рабочей тужурке. Тот остановился у порога, удивленно глядя на поднявшуюся ему навстречу молодую круглолицую женщину с густыми, коротко стриженными каштановыми волосами.

– Здравствуйте, товарищ…

– Кириленко я, Иван Степанович…

– Проходите, пожалуйста, садитесь, Иван Степанович. Что у вас за дело к нам?

Посетитель все еще не мог преодолеть нерешительность:

– Даже не знаю, с чего начать. Может, по пустякам беспокою. Звыняйте, якщо так, но сомнение возникло. Вот, посмотрите…

И протянул Милде аккуратный конверт из тонкой, но плотной бумаги.

На нем был указан номер дома на улице Хмельной. Ни фамилии, ни имени адресата на конверте написано не было.

Милда Генриховна непонимающе взглянула на Кириленко. Тот подался вперед:

– А вы всередку посмотрите…

В конверте оказался листик бумаги с единственной фразой: «В ночь на 15-е ожидается гроза».

– Ничего не понимаю.

– Так и я ведь тоже. Потому и пришел.

– Но письмо ведь ваше? Кто это вам так странно пишет? Если, конечно, не секрет.

– Да не-е… Тут, наверное, ошибка вышла. Письмо, я так думаю, соседу моему. Наши ящики рядом висят. Почтальонша, видно, ошиблась. Да и немудрено: на конверте – видите? – ни номера квартиры, ни фамилии. Я потому и вскрыл конверт, иначе бы – ни в жизнь, мне чужие секреты ни к чему.

– А к нам почему решили прийти?

– Так, понимаете, сомнение закралось. Я когда прочитал записку – подумал, что кто-то пошутил, хотел порвать. Потом о соседе вспомнил, чуть было ему в ящик не бросил. А потом и засомневался: подозрительной показалась записка. Да и сосед, правду говоря, не сильно нравится.

– Что так?

– Да уж очень гоноровый. И семья его такая же. С нами, работягами, знаться не желает. Даже во дворе встретимся – проходит, будто мимо пустого места.

– А как его звать? Где работает или служит – не знаете?