Со спичкой вокруг солнца
Шрифт:
Окошко сердито взлетает вверх, и кроме двух бульдожьих глаз я вижу еще и две бульдожьи ноздри.
— А ну дыхните?
— Это зачем?
— Все ясно, корреспондент пьян. Сара, идите за управляющим. Маша, пишите акт.
И бухгалтер Квакша тут же начинает диктовать текст, из которого явствует, что двое неизвестных, оказавшиеся один начальником комплексной археологической экспедиции Мугурдумовым, а второй корреспондентом областной газеты Поскокиным, в пьяном виде…
— Мы не пьяны, — говорю я.
— Вас проверят на Рапопорта.
— Кто такой
— Врач, — объясняю я. — Методом врача Рапопорта милиция устанавливает степень опьянения у набедокуривших шоферов.
— «…вымогательски требовали у старшей кассирши якобы недополученные деньги», — продолжает диктовать Маше бухгалтер Квакша.
Я перебиваю Квакшу:
— Мы не требуем у старшей кассирши денег.
— А что вы требуете у старшей кассирши?
— У нее, у вас, Мугурдумову все равно. Он просит уделить ему минуту, выслушать…
— Деньги нужно считать не отходя от кассы.
— Выслушайте его сейчас, чтобы не жалеть потом.
— Вы угрожаете?
— Прошу по-товарищески.
— Нет, вы угрожали. Девочки могут подтвердить. Девочки, вы подтверждаете?
И девочки дружным хором отвечают:
— …ждаем! …ждаем!
Сверху к нам спускается управляющий областным отделением банка.
— Вот эти типы, — говорит старшая кассирша.
— Оба в стельку, — добавляет Квакша.
— Ш… ш! — шикает на Квакшу управляющий и, не спросив ни у меня, ни у Мугурдумова, кто мы, зачем пришли, с ходу заявляет:
— Деньги нужно проверять, не отходя от кассы.
У управляющего, как у знаменитого французского шансонье Мориса Шевалье, шепчущий баритон мягкого, ласкового тембра. И хотя управляющий не сказал нам ничего нового, он сразу расположил меня к себе.
— Арк. Поскокин, корреспондент областной газеты.
— Нехорошо, товарищ корреспондент, — шепчет мне на ухо управляющий.
— Доктор наук Мугурдумов, — говорю я.
Управляющий и Мугурдумову шепчет на ухо:
— Нехорошо, товарищ доктор наук.
— Что нехорошо? — начинает сердиться Мугурдумов.
— Вот и сердиться нехорошо, — доверительно шепчет двойник Мориса Шевалье.
Но этот доверительный шепот предназначен не одному Мугурдумову, а всем присутствующим в операционном зале. Управляющий знает, что присутствующие слушают его, и продолжает шептать;
— И пить вино нехорошо. А уж если мужчина выпил, мужчине нужно идти не в банк, а домой и лечь бай-бай.
— Нэ правда!.. Ми нэ пили! — кричит Мугурдумов.
Мугурдумов — человек интеллигентный, образованный. Он окончил два факультета МГУ: исторический и филологический. Знает два мертвых языка и пять живых. По-французски доктор наук говорит, как француз, по-русски, как русский. Но это только до тех пор, пока Рафик Айрапетович спокоен. Достаточно только, однако, какому-нибудь дураку рассердить ученого, как он тут же забывает, что жил и учился в Москве, и начинает говорить по-русски, как житель Араратской долины, никогда не выезжавший за границы своей деревни. На первой стадии возмущения доктор наук путает «е» с «э». На второй
Зная за собой такую слабость, доктор наук никогда не ждал, пока вторая стадия возмущения перейдет в третью, и спешил еще за минуту до этого момента ретироваться с места боя.
Так и сегодня. Сказав управляющему: «Нэ правда!.. Ми нэ пили!», доктор наук понял, что в нем просыпается дедушка Тигран, и, пока его правая рука не успела еще войти в соприкосновение с челюстью шепчущего баритона, доктор наук заспешил к выходу.
— Куда? — визжит Квакша. — Остановите его, не выпускайте. Пусть он сначала подпишет акт.
Если минуту назад я еще не видел разницы между шепчущим баритоном и визжащим сопрано, то теперь увидел. «Шепчущий» берет у «визжащей» акт, рвет его, кидает в корзину.
— Давайте договоримся, — говорит управляющий мне на ухо, но так, чтобы слышали все. — Мы не станем портить вам биографию, не дадим хода акту, а вы берете назад свои претензии к банку и идите домой бай-бай,
Я делаю последнюю попытку спасти старшую кассиршу от неприятностей и говорю:
— Я уйду, только у меня просьба. Уделите доктору наук полминуты. Я догоню, верну его.
— Пожалуйста, но зачем?
— Выслушайте его.
— Какой смысл? — доверительно шепчет мне на ухо управляющий и добавляет: — Деньги нужно проверять, не отходя от кассы.
И хор кассирш, счетоводов и бухгалтеров дружно, во всю силу своих легких повторяет эту фразу, а эхо дробит, разносит ее по операционному залу:
— …ньги… жно… верять, не… ходя от… ссы.
Эксперимент подошел к концу, мне больше нечего делать в отделении банка. Иду к выходу и слышу, как управляющий шепотом распекает Квакшу:
— Прежде чем составлять акт, вам нужно было пригласить милиционера, провести проверку на Рапопорта. Без этого вашему акту грош цена.
Доктора наук я нагнал только на следующей улице.
— Ну? — спрашивает он меня. — Тэпэр ясно?
— Ясно.
— А ви говорили, нэ можэт быть. Можэт!
— Теперь сам вижу.
И мое «вижу» сразу успокаивает Рафика Айрапетовича. Взбунтовавшиеся «е» и «э», «ы» и «и» снова становятся на свои места, и Мугурдумов, вытащив из портфеля шесть пачек из десяти, говорит мне:
— Здесь пятнадцать тысяч. Передайте их директору детского дома.
— Лучше бы вы сами.
— С удовольствием, но не могу. Через два часа я лечу к своей экспедиции.
Мы жмем друг другу руки и расходимся. Я в редакцию, он в гостиницу, оттуда на аэродром.
Всю ночь по горячим следам пишу фельетон. Утром приношу его редактору. Тот читает, спрашивает:
— Вам не жаль кассиршу?
— Мне жаль советских людей, которым она хамит.
— Где пятнадцать тысяч?
— Час назад я перевел их на счет детского дома для сирот.