Со спичкой вокруг солнца
Шрифт:
«Дает», «берет»! Хрынин оперировал купеческой терминологией спокойно, деловито, точно наш разговор шел не на кладбище, а на ярмарке, где один цыган старался выменять у другого сивого мерина на вороного.
От этого спокойствия мне стало не по себе. А Хрынин доверительно обнимает меня за плечи и говорит:
— Я уже пробовал советоваться с активом нашего кладбища…
— Разве есть и такой?
— А как же, владельцы могил.
С трудом глотаю слюну, спрашиваю:
— Ну и как актив отнесся к вашему предложению?
— Актив молчал. Высказался только один человек.
— Кто?
— Заведующая
— Не знал, что есть такое имя.
— У всех Сокольских такие!
— Ну и как высказалась Саломония? «За» или «против»?
Хрынин замялся.
— У этой Саломонии особое положение. Она владелица не могилы, а фамильной усыпальницы. Сокольский хоронят там своих предков уже больше двухсот лет. И все предки, как нарочно, проходят у меня по разный темам. Прапрапрапрадедушка Питирим Сокольский профессор химии, и он, как и его прапрапраправнучка Саломония, идет по теме номер четыре — «Наука и техника». Эта тема помечена на карте зелеными крестиками. Прапрапрадедушка Иероним — адмирал, это тема номер один. Прапрадедушка Адриян был артистом императорских театров, это тема номер два. Прадедушка Гермоген — вице-губернатор, это тема номер три. Дед Филарет — художник, его картины есть в областном музее, это снова тема номер два, а отец нашей Саломонии — Аверкий, командир Красной Армии, — идет по теме номер один. Всем Сокольским поставлены красивые памятники, и всех придется развозить по тематическим кладбищам, а Саломония не хочет. Пусть, говорит, стоят, где стояли.
— В самом деле, пусть!
— Ни в коем случае. Сделай поблажку одному, и другие откажутся перевозить своих предков. И потом, я вообще против захоронений по семейному принципу.
— Почему?
— Шлаку много просачивается. Вот у тех же Сокольских, рядом с прапрадедушкой Адрияном — тема номер два — стоит памятник прапрабабушке Агриппине, а дальше памятник прапратетушке Ариадне. А кто они, эти прапрабабушки, прапратетушки? Домохозяйки! Кому они нужны?
— Вам они не нужны. А Саломонии дороги как родственники.
— Это вы зря насчет родственников. Я работаю где? Здесь. А когда придет мой час, куда меня повезут? На Васильевское, по теме номер три «Государственные и общественные деятели».
— Вы относите себя именно к этой категории работников?
— От директора и выше все относятся у меня к этой. А вот жена моя — домохозяйка, и я ей скидки не делаю. Умру, пусть и ее кладут рядом. Пусть дети садят цветы, поливают. А пройдет десять лет (у меня такой срок установлен для домохозяек), и ее захоронение будет подлежать сносу, как не соответствующее темам номер один, номер два, номер три, номер четыре.
Я подхожу к окну и делаю глубокий вдох. Хрынин идет по моим следам, наклоняется к уху, спрашивает:
— Как, подсобите мне напечатать статью?
Сказать «Сгинь, исчезни, злой дух» — значило поссориться с директором кладбища, а я ждал от него совета, как помочь Люсиной маме уехать подальше от крестов и памятников.
Помните, что записал в подобной ситуации Мик. Иванченко, не вынимая руки из кармана:
«М. М. Т. С. Д. Т. X.»,
Что означало:
«Молодец, Микола, ты становишься дипломатом талейрановской хватки».
Очевидно,
— Что ж, присылайте статью.
— Спасибо. Послезавтра вам доставит ее могильщик Афанасий.
— Кто?
— Штаты на кладбище сиротские, поэтому Афанасию приходится по совместительству исполнять и функции курьера. А могильщик Сурров через день работает в конторе машинисткой. Если вам нужно что-то напечатать, приносите. По четным Сурров с лопатой. Копает. По нечетным — на машинке. Стучит.
Наступила моя очередь подойти к карте кладбища. Я ткнул указкой в квартал № 42, который стоял рядом с кварталом № 43, где покоился прах секунд-майора Бардешина, и спросил:
— Вы знаете, что делается тут?
— Как же, даже отметил крестиками: тема номер два и тема номер четыре.
— Я говорю не о темах, а о двух домах — номер двадцать шесть и номер двадцать восемь.
— Есть у нас такие.
— А как они попали сюда, знаете?
— Это нужно спросить у тети Маши.
— А она кто?
— Сторожиха-уборщица этого квартала.
— А вы сами были в этих домиках? С жильцами говорили?
— Руки не дошли. Меня кинули сюда неожиданно. Я работал в областном музее экскурсоводом. Кладбищенского дела я не знал совсем. Сначала входил в курс. Потом стал знакомиться с захоронениями. Обошел все могилы, читал надписи на памятниках, говорил с владельцами, вызывал к себе родственников усопших и уточнил, где, кто и на какую тему лежит. Попробовал для себя провести экскурсию по теме номер один и, поверите, задохся. Триста метров — вот средняя длина экскурсии в областном музее. А здесь четыре тысячи метров, из них три тысячи пятьсот метров холостых. Я уже говорил, это по теме номер один. Отмерил я экспозицию и по другим темам, то же самое. Три тысячи, четыре тысячи и четыре тысячи пятьсот метров. И пришла мне в голову светлая мысль об организации тематических кладбищ.
Я слушал Хрынина, а думал о своем:
— Посоветуйте, как помочь людям, которые живут на бывшей Непролазной?
— А при чем тут я?
— Их дома стоят на подведомственной вам территории. А вы человек не простой, вас будут хоронить на Васильевском по теме номер три. Устройте скандал работникам жилотдела, горсовета. Пусть они дадут несчастным новые квартиры!
Хрынин принял важный вид и сказал:
— Сейчас для меня главное — тематическое кладбище. Пока не протолкну вопроса о мертвых, заняться живыми не смогу…
Я пошел в жилотдел. Оттуда в горсовет, к председателю Абросимову. И на все мои доводы и заведующий и председатель сказали одно и то же:
— Пусть ждут. Сейчас у нас в списке первоочередников значатся другие.
Вышел я из горсовета, сел в сквере на лавочку и думаю: как быть? Написать фельетон? Неудобно.
— Что, тема не та, — сказал кто-то.
— Тема как раз та. Души казенные и души живые. Место действия не то. Вот где беда. Писать о крестах и памятниках со скорбью на лице — скучно. Острить, каламбурить — бестактно. Это именно тот случай, когда главное для фельетона не напечатать его, а принять меры.