Собачьи дни
Шрифт:
— Ну он тоже остается ночевать.
— О черт! — Я топнула ногой.
— Ты тоже можешь остаться, — мягко предложил Джо.
— Нет, не могу. — Мысль оказаться утром бок о бок со всеми этими счастливыми, сексуально удовлетворенными людьми, сосредоточенно жующими за роскошным столом, показалась нестерпимо горькой. — Мне нужно вернуться из-за… — я не могла солгать мужчине в сутане, сказав «из-за Рейчел», — из-за Брайана.
— Какого Брайана? — спросил Джо.
— Ну Брайана.
— Какого Брайана? — повторил голос.
Я
— Кто такой Брайан?
Я обернулась: Роланд был тут как тут, покачивался на каблуках, руки в карманах.
— Мой пес, — ответила я.
— Господи, — огорчился Роланд, — ненавижу собак.
— Ну а я люблю собак.
Как я могла такое сказать?
— Несмотря на это, — сказал он, улыбаясь, — могу я предложить довезти вас до дома? Гертруда сказала, что вас нужно подвезти, а я могу поехать этой дорогой.
— А где Рут? — спросила я.
— Вон там. — Он кивнул в направлении французских застекленных дверей. Рут с Виктором выглядывали наружу, указывая друг другу на всякие разрушения.
— Ну если вы не против, прекрасно, — сказала я как можно нелюбезнее. — Спасибо. — И выскочила в коридор за пальто, пока ни один из нас не успел ничего добавить.
Натянув пальто, я принялась застегивать его столь свирепо, что одна пуговица осталась у меня в руке. Я решила ни с кем не прощаться, чтобы не расплескать свой гнев и возвести из него преграду. Из зеркала на меня глянула особа чернее тучи. Сердце гулко и безжалостно билось под лучшей шерстью от «Либерти». Зачем ему понадобилось приходить к Гертруде и пахнуть так чудесно? Почему он пришел и оказался таким прекрасным? Схватив сумку, я застегнула ее, прижимая локтем.
— Готовы? — спросил Роланд, появляясь в зеркале неясным отражением, опасно прекрасный в свете свечей.
Готова взорваться, подумала я, и мы вышли в ревущую ночь.
Какое-то время мы не разговаривали, если не считать моей фразы:
— У меня тоже «рено». Хорошие машины, не правда ли?
На это Роланд сказал:
— Полагаю, да. Я не знаток автомобилей. Для меня они — средство передвижения из пункта А в пункт Б. Кстати, где расположен Б?
Я сказала, и мы поехали в молчании.
Улицы представляли собой фантастическое зрелище: поваленные ветром или опасно наклонившиеся деревья — очень часто приходилось выбирать обходные пути, объезжая завалы, — множество пожарных машин, куда ни глянь — полицейские. Один или два раза мы видели деревья, проломившие крыши домов. Патни-Коммон выглядел разоренным, заваленный вывернутыми из земли вековыми деревьями, с торчащими к небу корнями, напоминавшими поверженных гигантов.
— Боже мой, — сказала я, внезапно вспомнив о своей главной в жизни роли. — Надеюсь, с Рейчел все в порядке.
— С вашей дочкой?
— С моей дочерью.
— Уверен, что все в порядке. Где она сейчас?
— Ночует у моих друзей.
— Вот как? — сказал он. — Значит, вам нет
— Я и не говорила, что возвращаюсь из-за этого.
— Вы так сказали Гертруде.
— Откуда вы знаете?
— Потому что она предложила мне отвезти вас домой.
— Неужели?
Молчание.
— Почему именно вам?
Он на секунду оторвал руки от руля, воздев их в жесте «понятия не имею», и искоса взглянул на меня:
— Не спрашивайте, — сказал он. — Я всего лишь пианист…
Я не засмеялась.
Мы проехали Барнс, где буря, видимо, была не такой сильной.
— Похоже, сюда гроза добралась уже выдохшись, — сказал он. — Значит, волнуетесь о дочери?
— Человек никогда не перестает волноваться о своих детях, — сухо сказала я. — Скоро сами почувствуете.
— Вот как? — Роланд осторожно переехал толстую ветку, лежавшую поперек дороги. — Спасибо за предупреждение.
— Не за что.
— Расскажите о ней.
— О ком?
— О вашей дочке.
— Ну, она… э-э-э… — начала я и, представьте, к своему раздражению, не смогла придумать, что сказать. Пожав плечами, я ответила: — Она… это… чудесное создание.
А он, как вам нравится, имел наглость заявить:
— Как ее мама?
Я накрепко закрыла рот.
Когда мы добрались до Мортлейка, я восстановила речевые функции, дабы объяснять Роланду дорогу.
— Нельзя ли проехать мимо дома моей подруги? — попросила я. — Хочу убедиться, что он в целости и сохранности.
— Конечно, можно.
С домом все оказалось в порядке. Он стоял темный, не поврежденный и за исключением слегка взъерошенных розовых кустов совершенно такой же, как всегда.
— Теперь к вам? — уточнил Роланд.
— Да, — коротко ответила я, думая: не приглашай его в дом, что бы ни случилось, не пускай его на порог.
Флоризель-стрит перегородило лишь одно поваленное дерево, которое мы благополучно объехали. Квартал оказался более или менее не тронут. Голые ветви глицинии вяло повисли перед входной дверью, сломанная шпалера часто постукивала в окно эркера. Роланд въехал на пустое парковочное место Уэббов рядом с моей машиной и заглушил мотор.
— О, зачем же, — пискнула я. — Высадите меня и поезжайте.
— Который из домов? — спросил он.
— Этот. — Я указала на усыпанное ветками крыльцо.
Роланд вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны, и я попыталась выйти, забыв отстегнуть ремень безопасности. Ремень был снабжен хитрым противоинерционным устройством, и меня буквально притянуло обратно на кресло. Роланд рассмеялся.
— Я думал, вы дока в технике, — сказал он и наклонился ко мне помочь. В смысле, наклонился через меня. Я вдохнула запах его волос и съежилась на сиденье, стараясь избежать прикосновений. Отстегнув ремень, Роланд подал мне руку, на которую я оперлась с наивозможной легкостью и выкарабкалась наружу.