Собачий бог
Шрифт:
– Э, кого увидел, а?
Собака не обернулась.
Степка подошел поближе. Красный гаснущий круг солнца, недавно пробившийся сквозь облака, уже прятался за деревья. И среди черных стволов – показалось Степке, – мелькнула какая-то фигура. Степка глядел, пока из глаз не потекли слезы. Собака перестала лаять, но продолжала смотреть в лес, и чуть-чуть дрожала.
Степка постоял еще. Сказал:
– Айда в дом. Покормить тебя надо, однако.
Собака заупрямилась было, но Степка пообещал рыбы. Это слово собака, наверное,
– Ну, что там? – спросила Катька.
– Не разглядел. Темно уже. Не то шатун, не то какой плохой человек.
– А зачем собаку привел?
– Кормить буду, однако.
Степка взял посудину побольше – плохо обожженную глиняную миску, – вывалил в нее варево из мороженой рыбы. Поставил на пол:
– На, жри.
Взял ружье, сел, и принялся чистить его.
Катька поглядела на все это неодобрительно.
– А кого видел? Высокий, черный?
Степка слегка вздрогнул.
– Может, это он и есть. Узнал, что мы шаманим, псу помочь хотим, и пришел.
Оба замолчали, испуганно глядя в окно.
– Однако, Степка, собаку выпусти, да двери запри, – сказала Катька.
Тверская губерния. XIX век
Полкан подобрался к деревне как можно ближе. Полз меж кустами, добрался до овина и прилег. Отсюда плохо была видна изба, – только старый перекошенный плетень, дырявый, заваленный снегом. Но Полкан знал, что у него получится. Таков был приказ, а значит, нужно только подождать.
Звезды погасли, а с черного неба посыпалась снежная крупа.
Полкан разгреб гнилую солому, накиданную возле овина, зарылся в нее поглубже. Постепенно задремал.
Когда начало светать, он проснулся, подскочил, навострил уши.
Деревня просыпалась с шумом, коровьим мычанием, стуком дверей. Земля побелела от белой крупы, которая никак не хотела таять. Где-то заржала лошадь, заблеяли овцы.
Вот отворилась дверь избы. Вышла хозяйка, несла в руках, обхватив подолом, чугунок с месивом. В свинарнике завозились, обрадовано захрюкали свиньи. Хозяйка скрылась за стеной. Хлопнула дверь и Полкан сморщился от донесшегося до него свинячьего смрада.
Потом выскочил малец.
– Тятька! – крикнул он в приоткрытую дверь. – Зима!
– Закрой дверь! Избу выстудишь! – ответил сердитый голос.
Полкан ждал.
Прошли утренние хлопоты. Полкан опять было задремал, но тут во дворе появились новые люди: бородатый кряжистый старик и церковный староста. А с ними – маленький суетливый мужичок. Полкан узнал их по запаху.
Они потоптались на пороге, вошли в избу. Вышли скоро.
– У него собака сдохла, – ему и печалиться не для ча, – сказал мужичок.
Они вышли за ворота и вскоре уже стучались в соседнюю избу.
Полкан ждал, навострив уши. Он чувствовал:
Но наступил он не так скоро. Уже мутное солнце поднялось над деревней. Белая крупа стала исчезать, оголяя черную грязную землю на убранных огородах. Пар поднимался от белых крыш, и они темнели на глазах.
Вышел, наконец, и хозяин. Гаркнул:
– Баба! Пошли на сход.
– Какой еще сход? – донеслось со двора.
– Всех зовут. По приказу старосты. Доктор, дескать, велел всех собак перестрелять.
– Ох, Пресвятая Богородица! – воскликнул женский голос. – Митька! Останешься дома, с Феклушей и Федькой! Да смотри у меня! Из избы – ни ногой! А я счас.
Баба вошла в избу, вышла переодетая, как на праздник, в цветастом платке.
– Что вырядилась? – спросил хозяин.
– Не в тряпье же на люди идти!
– «На люди»… Собак требуют сказнить, а вам, бабам, и это – праздник. Тьфу!
Хозяева вышли за ворота.
Немного времени спустя дверь избы приоткрылась, показалось востроносое мальчишечье лицо:
– Феклуш, так я быстро. Одним глазком посмотрю – и назад!
Он захлопнул двери и тоже выбежал со двора.
Полкан подождал еще с минуту, рывком поднялся и потрусил через двор к избе.
Дверь была тугая. Полкан поскребся в нее, но понял: не открыть.
Он пошел вдоль стены, принюхиваясь, и не обращая внимания на странный переполох в курятнике. Чуяли опасность куры, квохтали. Ничего. Пусть квохчут. Все равно на разговенье половине кур головы пооткручивают.
Феклуша лежала на лавке. Занавеска была отдернута. Подложив под голову руку, глядела на мальчонку, сидевшего у печи и деловито рассматривавшего полено.
– Ну, чего смотришь? – ласково сказала Феклуша. – Это полено. Им печку топят.
– Пецьку, – повторил малыш.
– Ну да, печку. Чтобы в избе тепло было.
– Теп-о, – подтвердил мальчонка и заулыбался. Тепло он любил.
Покрутив полено так и этак, отщипнул от него тонкую щепку.
– А это – щепка, – сказала Феклуша. – Ею можно печку растапливать.
Малыш поднял голову, с интересом слушая Феклушу.
– Но ты смотри, осторожней: щепка острая, пораниться можно.
– О-остая, – сказал малыш и вдруг заревел, – кольнул себя щепкой в голенький живот.
– Говорила же тебе! Брось её, бяка!
– Бя-ка! – повторил малыш и отшвырнул и щепку, и полено.
Внезапно в сенях загремело.
Феклуша приподняла голову:
– Кто там? Ты, Митька?
Внутренняя дверь вздрогнула: кто-то открывал её, словно наваливаясь всем телом.
Со скрипом дверь стала отворяться.
– Ой! Митька, да не пугай же ты меня! – сказала Феклуша, и осеклась.
На пороге стояла большая темная собака с проседью, дышала, свесив длиннющий язык, глядела весело.