Собачий принц
Шрифт:
— Очисться от всей той скверны, — послушно отозвался Айвар, привычно повторяя заученные фразы, — которой не пожелаешь себе.
— Добро присуще нам, Айвар. Нам приятно, когда мы поступаем праведно. Как сказал святой Дайсан, «Зло — дело рук Врага, и творим мы зло, когда не владеем собой».
— Но я не стремлюсь к этому.
— Ты уверен? Это не женщины, то есть не любая женщина.
— Значит, одна женщина?
Он проговорился, но это не имело значения, потому что она, конечно, уже все знала. У него перехватило дыхание, сердце готово было выпрыгнуть
— Женщина из свиты короля, — также невозмутимо продолжила мать Схоластика.
О господи! Он вспомнил, как в нужнике сжимал Лиат в объятиях. Это причинило ему боль.
— Это тоже пройдет, Айвар. Я видела, как это происходит. Много раз.
— Никогда! — Он вскочил на ноги. — Я вечно буду любить ее! Всю жизнь! Я любил ее еще до прибытия в монастырь и никогда не перестану любить! Я обещал на ней жениться.
— Брат Айвар, я прошу вас сохранять спокойствие и достоинство.
Задыхаясь от гнева и отчаяния, он замолчал и снова опустился на колени.
— Как сказал святой Дайсан, «Ибо вожделение отличается от любви, как дружба отличается от единения во имя дурной цели. Без труда понимаем мы, что ложную любовь называют похотью и что, хотя она может дать временное умиротворение, бездна различия разделяет ее и истинную любовь, которая дарует мир до конца дней, не убывает и не теряется».
Он не мог говорить, отрешенно наблюдая за раскачивающейся за окном веткой, с которой готов был сорваться оставшийся последний листочек.
— Чтобы жениться, вы должны получить разрешение отца. У вас оно есть?
На этот вопрос можно было не отвечать. Айвар готов был расплакаться от стыда. Все получилось совсем не так, как он рассчитывал.
— Не думай, что для меня все это легко, дитя мое, — сказала мать Схоластика. Уловив в ее голосе нотки сочувствия, он украдкой взглянул на нее. Действительно, ее лицо выражало сочувствие. — Я вижу, ты тверд в своей решимости и привязанность твоя крепка. Но я не могу отпустить тебя. Ты вверен моей заботе отцом и семьей, ты произнес слова обета, добровольно, насколько можно было судить. Ты принят в монастырь. С моей стороны было бы неразумно отпускать каждого молодого человека в мир по его первому побуждению.
— Но это не первое побуждение!
Она подняла руку, призывая его успокоиться:
— Возможно. Если это не просто импульсивный порыв, как ты уверяешь, то время над ним не властно. Я пошлю письмо твоему отцу, мы дождемся ответа. Ты собираешься сделать решительный шаг, необдуманность и поспешность здесь настолько же неуместны, как и при вступлении в лоно Церкви. Остается еще эта молодая женщина. Кто она? У нее очень необычное имя. Как мне кажется, аретузское. Кто ее родственники?
— Я ничего о ней не знаю, — неохотно признался Ай вар. — Никто в Хартс-Рест о ней ничего не знал.
— Она из благородной семьи?
Он растерялся. Может быть, лучше всего вообще молчать. Лиат и ее отец никогда не были особенно разговорчивыми. Отец Лиат умер. Хотя девушка утверждала, что его убили, маршал Рудольф не обнаружил никаких признаков насильственной смерти.
— Дитя! — Голос аббатисы вернул его к реальности. —
Аббатиса не отрывала от него строгого взгляда.
— Думаю, что да. Ее отец был очень образованным человеком.
— Ее мать?
Он пожал плечами:
— У нее не было матери. То есть мы ничего не знали о ее матери.
— Ее отец был образованным. Возможно, беглый монах? Конечно, вижу по твоему лицу.
— Но я об этом ничего не слышал. Мы, впрочем, тоже думали, что он когда-то был монахом, может быть, бродячего ордена.
— Если он и покинул Церковь, то вряд ли стал бы об этом рассказывать. Ты уверен, что она его дочь?
— Да! — возмущенно ответил Айвар.
— Не любовница и не служанка?
— Нет. Совершенно очевидно, что они были отцом и дочерью.
— Этим может все объясняться… — задумчиво проговорила мать Схоластика, не обратив внимания на его возмущение. — Ты знаешь, что она читает на Джинна?
Читает на Джинна? Что еще Лиат скрывала от него? Айвару внезапно пришло в голову, что братца Хью привлекли не только молодость и красота Лиат.
— Смуглянка. Падший монах. Возможно, моя мать права. Следуя своему миссионерскому долгу, бродячий монах мог попасть и в Джинна, где язычники почитают огненного бога Астереоса. Он мог не устоять перед очарованием Востока и экзотической красотой тамошних женщин. Он пренебрег обетом и зачал дитя, которое не захотел оставить у язычников, будучи в душе дайсанитом. Этим может объясняться смуглый цвет ее кожи и ее умение читать по-джиннски. Ладно, Айвар. — Настоятельница резко сменила тему. — Хорошо, что ты со мной побеседовал. Возвращайся к себе. Ты будешь учиться. Ты будешь соблюдать монастырские правила. Через какое-то время, если ты будешь исполнять свой долг и вести себя с подобающим смирением, я снова вызову тебя и сообщу о решении твоего отца.
Разговор окончен. Она знаком дала ему понять, что он может идти. Возражать было бесполезно. Однако Айвар медлил: он должен был задать еще один вопрос, даже если его накажут.
— А что будет с Лиат? Я имею в виду, из-за того что я сделал.
Мать Схоластика неожиданно улыбнулась: — Впервые за время нашего разговора ты наконец подумал не только о себе. Она «Королевский орел», и я пока не слышала жалоб на нее. Она своих обетов не нарушала и продолжит службу. Ну, теперь…
Он склонил голову и прикоснулся губами к перстню аббатисы. Аудиенция окончена. Айвар попятился назад, споткнувшись на пороге.
Мастер-Надуты-Губы уже ждал за дверью, его грозный вид не предвещал ничего хорошего, правда кнутом он пока не воспользовался.
— Можешь быть уверен, — неласково встретил юношу наставник, — что ты и твои приятели, которые тебе помогали, не выйдете из корпуса до самого конца королевского визита. За вами будет установлено особое наблюдение и после отъезда короля. О побеге можешь не думать. Ты не первый, у нас уже такое случалось.
Свои угрозы наставник выполнил. Король отбыл на следующий день, и, когда остальные послушники ушли, чтобы, выстроившись вдоль дороги, торжественно проводить Генриха и его свиту, Айвар, Болдуин, Эрменрих и Зигфрид были оставлены во дворе. Они продолжили ковыряться в заборе.