Собачий принц
Шрифт:
— Лиат, — она присела рядом с подругой, — Лиат, это я, Ханна. Успокойся, Лиат. Их уже не спасти. Ты сделала все, что могла.
— О Боже, Ханна! Ханна! Где же ты была? Почему ты не появилась раньше? О Боже, Боже! Я все потеряла! Где этот ?.. Пожалуйста, Ханна, прошу тебя, спаси меня от него. Ты не понимаешь. Это я. Я сделала это. Зачем только Па меня обманывал? — Ее бормотание становилось все непонятнее, перемежаясь с рыданиями и растворяясь в них.
Звук рога раздался совсем близко. Через плечо Ханна увидела разряженную свиту короля, появившуюся
В Свечник, самый короткий день в году, свет побеждает тьму. Чтобы помочь свету, повсюду зажигают свечи. Этот ужасный пожар могла вызвать какая-нибудь упавшая свеча. Горькая ирония игры света. Ханна подавляла свои слезы, свой страх перед обжигающим ее щеки пламенем, чтобы, сжимая плечи подруги, заставить ее успокоиться, прекратить рыдать и нести всяческую ахинею. Но Лиат все тряслась, хлюпала носом и неразборчиво бормотала о поджоге и изнасиловании, о льде и силе, о сне и безумии, как будто действительно сошла с ума.
— Лиат! — резко сказала Ханна. — Прекрати немедленно! Прибыл король.
— Король? — прошептала Лиат. Она вздохнула сквозь зубы. Сейчас она боролась с собой яростнее, чем только что против стальной хватки Фолкина. Наконец она, казалось, овладела собой. — Не оставляй меня, Ханна.
— Я буду с тобой. — В ветре Ханне померещилось что-то новое. — Дождь? — Но небо почти безоблачное. — Посмотри, кажется, все дерево выгорело. Огонь. Действительно, огонь утихал, успокаивался, хотя до конца пожара было еще далеко.
— Не оставляй меня, Ханна, — повторила Лиат. — Никогда не оставляй меня с ним, пожалуйста, прошу тебя.
— О Боже! — вдруг испугалась Ханна. — Он тебя…
— Нет. — Голос Лиат почти угас. Руки сжали ладони Ханны до боли. — Он не успел. — От ужасного воспоминания она содрогнулась всем телом. — Я вызвала пламя. Я потянулась к огню. — Она опять вздрогнула и замолчала, не в силах продолжать. Ветер усилился, снова раздувая пламя.
Король со свитой приближался. Навстречу ему уже отправилась небольшая группа, чтобы доложить о несчастье, хотя зарево пожара было видно и за горизонтом.
— Ханна, ты нужна мне, не оставляй меня никогда. — Лиат опустила голову на плечо подруги. — Я не знала, отчего защищал меня Па.
— От чего? — спросила озадаченная Ханна.
Лиат подняла глаза, и выражение ее лица как током поразило Ханну.
— От меня самой.
Сестра Амабилия вынесла из огня «Житие святой Радегунды».
Эта мысль снова и снова всплывала в сознании Росвиты, отвлекая ее внимание от повестки дня спешно созванного королем совета. Брат Фортунатус сидел у ее ног, все еще сжимая стопку листов ее «Истории», которые он сгреб вместо реестра, над которым работал сам. Она сердечно поблагодарила его, как он того и заслуживал. Бедное дитя. Но хотя потеря «Истории» была бы ударом, она все же смогла бы восстановить ее по памяти.
Сестра Амабилия спасла «Житие». Если бы оно сгорело, его уже нельзя было бы восстановить. Брат Фиделис умер. Остался лишь его труд, частично, правда, скопированный. Копию, которую делала сама Амабилия,
Росвите становилось плохо при одной мысли об этом. А вдруг «Житие» сгорело бы? Растворилось бы в дыму, чтобы воссоединиться со своим создателем, Фиделисом, мирно пребывающим в Покоях Света.
— Но этого не случилось, — прошептала она.
— Ее клирики вскинули на нее глаза, удивленные, что она что-то говорит во время речи короля. Она еле заметно улыбнулась и сделала знак молчать, как раз когда Амабилия открыла рот, чтобы ответить ей.
— …усилиям моих верных клириков, спасших казну и большую часть дворцовых деловых бумаг, и в особенности отцу Хью. Он до конца оставался на месте, организовал спасение всех, кого можно было спасти. Он не раздумывая рисковал жизнью. Где отец Хью?
— Он все еще при принцессе Сапиентии, ваше величество, — ответил Хельмут Виллам.
Все стояли или сидели, кто где приткнулся, в зале дома состоятельного местного купца, хотя весь двор так и не смог поместиться в нем. Ночь они тоже провели где пришлось, некоторые в полях и в лесу, в амбарах и стогах сена. Сестра Росвита была рада, что можно было спать на соломе, многие искали хотя бы просто крышу над головой. Значительная часть городского населения не отважилась ночевать в своих жилищах, опасаясь, что они загорятся. Полночи шел дождь. Утром, когда дворец еще дымился, а дождь продолжал моросить, Генрих посчитал возможным вернуться в город и провести заседание совета.
Бурхард, герцог Аварии, и его герцогиня, Ида Ровенская, сидели рядом с королем. Бурхард выглядел как человек, которого уже коснулась смерть, но который еще не успел этого осознать. Ида смотрела сурово, казалась старой и изможденной, чего и следовало ожидать от женщины, пережившей безвременную кончину двух старших сыновей.
Король выглядел утомленным. Хотя королевский походный шатер был спасен, ночь прошла неспокойно. Допоздна просидев у ложа беременной дочери, он заснул последним, а проснулся первым, отправившись со свитой осматривать пожарище.
Выгоревший дворец был все еще недоступен. Несколько раскаленных столбов торчали на месте пожара, остатки крыши причудливо нависали над слоем пепла, готовые рухнуть. Каменная капелла обгорела, но устояла. Все ценности из нее — реликварий с прахом бедренной кости святой Полины, золотые сосуды для святой воды, вышитые алтарные покровы — были спасены.
— Причина пожара? — спросил король.
Вперед выступил управляющий дворцом. Видно было, что он провел ночь не раздеваясь, а вчера не щадил себя. Рукава его одежды порвались и обгорели, плащ в подпалинах и в саже.
— Никто не знает, ваше величество. Все свечи тщательно охранялись, каждая стояла в глиняной миске, чтобы не опрокинулась. Увы, «львы» признали, что некоторые их товарищи заснули за игрой в казармах. Возможно, кто-то из них опрокинул лампу.
Генрих вздохнул:
— Я не хочу никого обвинять, однако прискорбно, что есть погибшие, упокой, Господи, их души. Нам следует истолковать это происшествие как знак, что отдых не пойдет нам на пользу, пока Гент остается в руках Эйка, что забавы отвлекают нас от исполнения долга.