Собачья работа
Шрифт:
— Отлично. Можно осмотреть тело?
Генрих Хаш сделал приглашающий жест, и «подорлик» начал не спеша подниматься по ступенькам. Я внимательно смотрела на посланца Орлиного Гнезда и пыталась понять, нравится он мне или нет. Лицо, конечно, красивое. Наверное, когда улыбается, на щеках появляются ямочки. Ровные брови, длинные ресницы, твердая линия рта. Красивый мужчина. В такого можно влюбиться. Но, с другой стороны, от Коршуна я поначалу шарахалась как от прокаженного, а потом выяснилось, что это нормальный человек, вызывающий только
— Я пойду к себе, — сказал Витолд. — Генрих, ты покажешь нашему гостю все, что нужно? А мне необходимо отдохнуть и привести себя в порядок. Дайна, — он напоследок еще раз сжал многострадальное запястье и отпустил, — поприсутствуйте там, елико возможно, и в случае чего немедленно известите меня обо всем, что сочтете нужным доложить. Я хочу держать руку на пульсе расследования! Прошу меня извинить, но я должен вас покинуть!
Да уж, «на пульсе»! Я потерла запястье: на коже остались следы мужских пальцев. Даже впадинки от ногтей заметны! Пока изучала повреждения, Витолд ушел, не дожидаясь, когда «подорлик» поравняется со мной и старым рыцарем.
Пропустив эту пару вперед, поплелась следом, держась на почтительном расстоянии. Впереди меня шагал даже тот мальчишка-оруженосец, несущий шлем рыцаря с таким видом, словно это священная реликвия ордена. В конце концов, чего я там не видела? Крови и трупов?
Пока суд да дело, останки пани Бедвиры перенесли из комнаты в передний зал, где тело уложили на стол и накрыли простыней. Суетились заплаканные служанки, причитали придворные дамы княгини Эльбеты, госпожа Мариша дрожащим голосом отдавала приказания. Стоял как тень пан Матиуш, не сводя тоскливого взгляда с останков молодой женщины. Но все смолкли, когда «подорлик» переступил порог.
Ни на кого не глядя, рыцарь прошел к столу и откинул ткань, рассматривая тело. Осторожно провел пальцами по лицу и шее покойной, не обращая внимания на слабые протесты пана Матиуша, оттянул ворот платья, изучая рваные раны на груди. Прищурившись, наклонился, двумя пальцами поднял неприметный волосок, рассмотрел его на свет. Потом наклонился, едва не обнюхивая раны, даже смочил кончики пальцев в свернувшейся крови.
— Оборотень, — наконец сказал он. — Самец. Еще молодой. Светлой масти. Среднего телосложения. Действовал левой лапой, но вряд ли левша.
— Почему? — Я сама думала только о левшах и не могла сдержать язык за зубами.
Глупую женщину одарили снисходительным мужским взглядом:
— Удар был слабоват. Явно это не его рабочая конечность. Скорее всего он по каким-то причинам не мог пользоваться правой рукой. Или одинаково хорошо действует обеими. Много в замке молодых мужчин моложе тридцати лет с недавней травмой правой руки?
Вопрос был задан сразу всем, но голос подал только Генрих Хаш:
— Мой сын Тодор был когда-то ранен в правую руку. В плечо, — старый рыцарь показал на себе место ранения. — Но это
— Жаль. Не подходит. Ранение недавнее. От силы полтора месяца. Ну два. Из-за него оборотень не мог бить правой лапой и ударил левой, которая слабее и менее скоординирована. Когти соскользнули с тела. Иначе второго удара не понадобилось бы, — безжалостно констатировал рыцарь. — Значит, ищите светловолосого мужчину не старше тридцати лет с недавней травмой правой руки. Это может быть кто угодно — шляхтич, гайдук, челядинец. Из числа тех, кто в данный момент находится в замке.
— А он не может быть левшой?
Этот вопрос так и вертелся у меня на языке, и, признаться, в первый миг я даже испугалась, подумав, что произнесла запретные мысли вслух.
— Левшой? — Брат Домагощ обошел стол, встал с другого бока и склонил голову. — Ну… может быть. А что, вы знаете, что в замке живет левша?
— Нет.
Вот теперь точно сказала я. По счастью, «подорлик» удовлетворился этим ответом. А вот пан Матиуш посмотрел в мою сторону очень внимательно. Он, конечно, тоже знал одного левшу. И тоже промолчал.
— Как бы то ни было, у нас есть кое-какие приметы, — произнес гость самодовольным тоном. — По ним легко будет очертить круг подозреваемых, среди которых и начнем искать оборотня. Ступайте!
Я не двинулась с места — волнение и страх словно приковали к полу. В замке был только один левша, которому могла быть важна или выгодна смерть пани Бедвиры. Но не может того быть, чтобы он и был… Нет! Не могу поверить!
По счастью, приезжий рыцарь не стал заострять внимания на вопросе, почему это посторонние топчутся около него. Осмотрев последний раз тело, где-то что-то пощупав, на что-то надавив и внимательно изучив ногти убитой, он пошел осматривать место происшествия.
Там перепуганные служанки как раз заканчивали уборку, замывали кровь и ликвидировали погром. Они так и порскнули врассыпную, когда над ними воздвигся «подорлик». Я уже как-то упомянула, что брат Домагощ красивый мужчина, и когда он улыбается, на щеках действительно появляются ямочки. Но, хотя он улыбнулся, служанки кинулись от его улыбки кто куда. Странно. Вот Коршун почти никогда не улыбался, а если и кривил губы в ухмылке, то с таким видом, словно делал одолжение. И тем не менее от «ястребов» никто так не шарахался. Или я просто не замечала?
Ворча себе под нос что-то насчет того, что глупые людишки уничтожили все следы и придется надеяться на слепой случай, рыцарь быстро осмотрел комнату, провел ладонью по каминной полке, наклонился, разглядывая ножки кресла. Чуть ли не облизал дверную ручку — так низко склонился над нею. Поскреб ногтем пол в самом мокром месте, зачем-то измерил шагами комнату, долго что-то прикидывал и наконец, выйдя в коридор, отправился бродить по замку.
Я таскалась следом с упрямством и равнодушием тени. Но бесцельное блуждание скоро стало надоедать.