Собачья жизнь
Шрифт:
Опытные полководцы и грабители скажут вам, что главный ключ к успеху — это тщательно проведенная рекогносцировка, и потому я провел не один час в кустах над фермой, наблюдая за передвижениями ее хозяев и поджидая moment juste [22] . Выяснилось, что каждое утро повторяется одна и та же процедура: хозяйка дома выводит мою любимую Фифин — если я правильно расслышал, — на гигиеническую прогулку в поле, а потом привязывает ее у задней двери. Как-то я решил проверить надежность их обороны и, притаившись за кустом, испустил исполненный тоски любовный зов. Фифин встрепенулась, навострила ушки и вроде бы даже послала в мою сторону воздушный поцелуй, и я уже успел спуститься
С тех пор все продолжалось примерно в том же духе: несколько наших нежных свиданий, едва начавшись, были прерваны по вине этой старой летучей мыши из кухни. А потом произошло событие, после которого мой любовный пыл угас раз и навсегда. Было время аперитива. Хозяин дома в этот час имел обыкновение отдыхать с бокалом в тени большого дерева. Иногда он спускал с привязи Фифин, и тогда они вместе любовались на закат, хотя я, убейте, не понимал, почему она остается с ним, когда у нее есть возможность пообщаться со мной. Но таковы все женщины. То они сами виснут у вас на шее, а то даже смотреть не желают в вашу сторону. Кажется, это как-то связано с фазами Луны.
Итак, они сидели под деревом, а в это время задняя дверь распахнулась, и как вы думаете, кто появился? Профессор куриных наук Руссель собственной персоной в сопровождении пса, выглядевшего так, словно в числе его предков преобладали грызуны: он был пузатым, коротконогим, узкомордым и жутко непривлекательным. Таких обычно изображают на плакатах, призывающих делать прививки от бешенства. Все четверо явно хорошо знали друг друга, потому что мужчины тотчас же углубились в беседу, а Фифин с Пузаном принялись весело скакать по травке. Эго само по себе было ударом, но худшее ждало меня впереди.
Мужчины так увлеклись своей микстурой от кашля, что не заметили событий, которые я из кустов видел совершенно ясно. Фифин, оказавшаяся весьма горячей штучкой, увлекала своего приятеля прочь от дерева за угол дома — она кокетливо подскакивала и даже перепрыгивала через него (что было совсем нетрудно), зазывно валилась на спину и тут же вскакивала и отбегала прочь. Откровенная провокация сексуального характера, иначе это и не назовешь. С таким же успехом она могла бы просто ухватить его за шкирку и уволочь в кусты. Я наблюдал за всем этим с глубоким отвращением, но знаете, как это бывает: видишь какую-нибудь гадость и оторваться не в силах.
Врожденная деликатность вынуждает меня умолчать о том, что произошло дальше. Скажу только, что за розовым кустом Фифин получила от Пузана все, что хотела, и вскоре уже вернулась к ноге своего хозяина, будто сама мисс Невинность, слегка запыхавшаяся после игры в крикет. Глубоко разочарованный, потрясенный, с разбитым сердцем отправился я домой. К счастью, там мне удалось обнаружить тайник, в котором Лабрадорша зарыла мозговую косточку, и это меня немного утешило. Однако эмоционально это печальное происшествие все-таки не прошло для меня даром и лишний раз укрепило мое недоверие к коротконогим собакам. Всех их я отныне считаю рабами своих низменных инстинктов и к тому же весьма неразборчивыми. Я навсегда вычеркнул Фифин из сердца и решил найти себе более достойную подругу. Возможно, одну из сестер-доберманш, с которыми я познакомился в лесу в прошлое воскресенье. Или даже их обеих, поскольку эгоистом я никогда не был.
Только поздней осенью мне пришлось еще раз вспомнить о Фифин, причем по самому неприятному поводу. Как-то вечером, когда у нас в виде исключения не было гостей и мы уютно проводили время en famille [23] — в камине потрескивал огонь, в кухне булькал готовящийся обед, а две суки мирно посапывали в своих корзинках, — раздался стук в дверь. Дирекция очень не любит незапланированных визитов в обеденное время; известны даже случаи, когда они прятались в спальне и делали вид, что их нет дома. Мадам закатила глаза к небу, Второй потихоньку выругался, но стук продолжался, и Второго отправили
23
В семейном кругу (фр.).
Разумеется, он с ней не справился, как это обычно и бывает. Боюсь, ему не хватает жесткости, и я часто думаю, что неплохо бы научить его кусаться. Когда он вернулся в гостиную, за спиной у него маячила хорошо знакомая мне низкорослая фигура владельца Фифин. Тот тискал в руках фуражку, а увидев меня, грозно сдвинул брови.
Объявив, что его зовут месье Пуалу, он тут же напустил на себя вид человека, оскорбленного в лучших чувствах, и начал махать фуражкой и метать молнии в мою сторону. «Моя драгоценная Фифин, — возмущался он, — она как дочка для меня и мадам, ибо Господь не даровал нам своих детей, — подло обманута, изнасилована и лишена невинности! А теперь она ожидает щенков, и здесь, в этой самой комнате, я вижу похотливого мерзавца, виновного во всем этом!» Дабы не оставалось никаких сомнений, он подошел, ткнул в меня дрожащим от негодования пальцем и с пафосом продолжил: «Вот он, этот бандит, и посмотрите, какой он здоровый! Подумать только, что это чудовище и моя Фифин, такая крошечная, такая беззащитная, quelle horreur [24] …Ее жизнь навсегда изломана, а благородная леди, моя жена, пребывает в шоке, и нам уже пришлось немало заплатить доктору за визит, семья в отчаянии…»
Он замолчал, чтобы перевести дыхание и набрать воздуху на новую тираду, а я молча поражался тому, до чего же все это несправедливо. Я не только не имел ни малейшего отношения к нынешнему интересному положению Фифин (хотя, надо признаться, и не потому, что мало старался), но своими глазами видел истинного виновника и мог бы под присягой подтвердить, что если кто и лишился невинности, то уж никак не Фифин, а скорее бедняга Пузан. Я припомнил события того вечера, и все встало на свои места. Профессор Руссель, несомненно, поведал своему приятелю историю о несушке, оцененной на вес золота, и тот, не будь дурак, тоже решил покрыть за наш счет расходы на гинеколога и таблетки от мигрени для своей жены, да так, чтобы еще осталось на пару хороших обедов. Другими словами, он решил вчинить мне иск об установлении отцовства. Возможно, такое предположение покажется вам циничным, но поверьте, я достаточно долго живу среди этих людей и потому могу утверждать, что кошелек они считают своим самым жизненно важным органом.
Разумеется, Дирекция понятия не имела, как все обстояло на самом деле, и, мрачно кивая, слушала, пока Пуалу с пеной у рта возводил на меня напраслину. В какой-то момент мне показалось, что он уже готов достать из кармана выписанный заранее счет, но тут он наконец замолчал, тяжело дыша от избытка эмоций, а возможно, и от жажды. На некоторых людей длинные речи действуют именно таким образом.
Но к моему удивлению, Дирекция на этот раз не поспешила прибегнуть с спасительному успокаивающему из бутылки, а начала задавать вопросы. Видел ли Пуалу сам акт? Когда именно это произошло? Почему он так уверен, что отец именно я?
Пуалу принялся излагать дело в таких подробностях, будто лично наблюдал за всем с блокнотом в руках, но потом совершил серьезную ошибку, вновь упомянув о миниатюрности Фифин. Видимо, таким образом он надеялся возбудить в аудитории еще большее сочувствие к бедняжке. Наконец Дирекция задала вопрос, которого я уже давно дожидался. Насколько же все-таки она мала?
— Да совсем малютка, такая сладкая крохотулечка. — И руками Пуалу изобразил нечто размером с упитанную золотую рыбку.