Собака Баскервилей. Острие булавки (сборник)

Дойл Артур Конан

– Откуда вы про это узнали?

– Мой друг доктор Мортимер рассказал мне.

– Так вы считаете, что какая-то собака погналась за сэром Чарльзом и в результате он умер от испуга?

– А у вас есть другое объяснение?

– Я еще не сделал окончательных выводов.

– А мистер Шерлок Холмс?

На миг у меня от неожиданности перехватило дыхание, но при взгляде на безмятежное лицо и спокойные глаза попутчика я понял, что он вовсе не собирался застать меня врасплох своим вопросом.

– Зачем делать вид, что мы о вас ничего не знаем, доктор Ватсон? – сказал Стэплтон. –

Рассказы о знаменитом сыщике дошли и до наших мест. А там, где знают Шерлока Холмса, естественно, знают и его помощника. Когда Мортимер назвал мне ваше имя, он не стал отрицать, что вы – тот самый Ватсон. А раз сюда приехали вы, следовательно, этим делом заинтересовался сам Шерлок Холмс, и мне, разумеется, любопытно узнать его мнение.

– Боюсь, я не могу дать вам ответ на этот вопрос.

– А могу ли я узнать, не собирается ли он сам к нам приехать?

– Мистер Холмс пока не может вырваться из столицы. У него много других дел.

– Какая жалость! Он развеял бы наши сомнения. Если я могу оказаться чем-то полезен в вашем, доктор Ватсон, расследовании, можете рассчитывать на мое полное содействие. Если бы вы хотя бы намекнули мне о том, кого подозреваете или с какой стороны намерены взяться за расследование этого дела, может статься, я прямо сейчас мог бы помочь вам советом или объяснением.

– Уверяю вас, я здесь просто гощу у своего друга, сэра Генри, и мне не требуется никакая помощь.

– Ну что же! – развел руками Стэплтон. – Вы совершенно правы, нужно быть осторожным и осмотрительным. Я позволил себе излишнее любопытство, за что и получил от вас щелчок по носу. Обещаю, что больше не буду касаться этой темы.

Мы дошли до того места, где от дороги ответвлялась и терялась где-то в болотах поросшая травой тропинка. Справа от нас возвышался крутой, заваленный огромными каменными глыбами холм, который в стародавние времена служил каменоломней. С нашей стороны холм казался похожим на огромное черное лицо с заросшими папоротником и ежевикой глазницами и ртом. Из-за возвышения вдали в небо поднимался серый столб дыма.

– Тут не так уж далеко от Меррипит-хауса, – натуралист кивнул в сторону тропинки. – Если бы вы согласились потратить часок, я с удовольствием представил бы вас своей сестре.

Моей первой мыслью было отказаться, ведь я должен был находиться рядом с сэром Генри. Но тут я вспомнил гору бумаг и счетов на его письменном столе. С документами я помочь ему никак не мог, так что, памятуя указание Холмса изучить всех соседей, чьи дома находятся на болотах, я принял приглашение Стэплтона, и мы вместе свернули на тропинку.

– Эти болота – просто удивительное место, – говорил он, обводя взглядом многочисленные кочки, длинные, покрытые травой холмы, рваные гранитные верхушки которых предавали им сходство с морскими волнами причудливой формы. – От них никогда не устаешь. Вы даже не можете себе представить, сколько удивительных тайн хранят они в себе. Болота занимают такие огромные пространства и настолько пустынны и загадочны, что дух захватывает.

– И вы, значит, изучили их вдоль и поперек?

– Я живу здесь только два года, и местные жители до сих пор называют

меня новичком. Мы с сестрой приехали в эти края вскоре после того, как здесь обосновался сэр Чарльз. Но я уже успел изучить тут каждый дюйм. Не думаю, что найдется много людей, которые знают эти болота лучше меня.

– А что, трудно их изучать?

– Чрезвычайно. Видите, например, вон то широкое пространство на севере, с холмами странной формы? Не кажется ли оно вам чем-нибудь примечательным?

– Отличное место для верховой езды.

– Правильно, с первого взгляда так и думаешь, но уже нескольким людям эта иллюзия стоила жизни. Видите яркие зеленые пятна, густо разбросанные по нему?

– Да, наверное, там более плодородная земля.

Стэплтон рассмеялся.

– Это большая Гримпенская трясина, – сказал он. – Один неосторожный шаг означает верную смерть для любого человека или животного, которое попадет туда. Вчера я видел, как в трясину провалился пони, он так и не смог выбраться. Его голова долго торчала на поверхности, но постепенно трясина засосала его. Даже в сухое время ходить здесь опасно, но нынешней осенью шли такие дожди, что это место сделалось по-настоящему ужасным. Однако я все равно пробирался в самое сердце трясины и возвращался оттуда живым. Боже мой, смотрите, там еще один несчастный пони!

В зарослях зеленой осоки извивалось и судорожно дергалось что-то коричневое. Потом вверх поднялась голова на длинной шее, и бедное животное издало ужасающий вопль, эхом прокатившийся по болоту. От этого предсмертного крика у меня волосы встали дыбом, но у моего проводника нервы, похоже, были покрепче.

– Ну вот и все! – сказал он. – Очередная жертва трясины. Вторая за два дня. И наверняка не последняя, в сухую погоду пони всегда ходят здесь. О том, что их обычная тропа превратилась в смертельную ловушку, они узнают лишь тогда, когда уже не могут из нее выбраться. Да, гиблое место эта Гримпенская трясина.

– Вы говорите, что можете пробраться туда?

– Да, там есть две-три тропы, по которым ловкий человек при желании может пройти. Я сам их обнаружил.

– Но зачем вам понадобилось забираться в такое жуткое место?

– А вот посмотрите туда. Видите два холма вдалеке? Это настоящие острова, отрезанные от внешнего мира непроходимым болотом, которое образовалось вокруг них за многие годы. Тот, кому посчастливится дойти до холмов, найдет там редчайшие виды растений и бабочек.

– Когда-нибудь я обязательно попробую добраться до них.

Стэплтон удивленно посмотрел на меня.

– Бога ради, выбросьте это из головы! – воскликнул он. – Ваша смерть будет на моей совести. У вас нет ни единого шанса вернуться оттуда живым. Я сам хожу туда только потому, что знаю, по каким местам ориентироваться, а вы…

– Тише! – прервал я его. – Вы слышите? Что это?

Глухой, протяжный, неимоверно печальный звук разнесся по болоту. Казалось, он заполнил все вокруг, но определить место, из которого доносился звук, было совершенно невозможно. Тоскливый замогильный вой сначала превратился в зычный рев, а потом снова перешел в душераздирающий заунывный стон. Стэплтон, прищурившись, посмотрел на меня.