Собака Баскервилей. Острие булавки (сборник)
Шрифт:
– Если вы хотите сказать, что вы в очередной раз поймали преступника, – начал было Гринвуд, но священник издал слабый протестующий вскрик, похожий на шипение выдохшейся газировки.
– Я хочу сказать, – промямлил он, – что всегда так происходит, и я правда не знаю почему. Я говорю одно, а люди слышат в моих словах совсем другое.
– Господи Боже мой, да что опять не так? – не выдержал Гринвуд.
– Вот я говорю какие-то слова, – произнес отец Браун надломленным голосом, – а все вокруг придают им какое-то несусветно важное значение. Однажды мне на глаза попалось разбитое зеркало, я возьми и скажи: «Что-то случилось», и все вокруг тут же ответили: «Да, да, вы правы, тут двое подрались, и один выбежал в сад» и так далее. «Что-то случилось» и «Двое подрались» – для меня вещи никак не связанные, хотя я и прочитал множество старинных книг по логике. Ну и вот!
Все, кто был в комнате, смотрели на него, но то были настороженные взгляды людей, пытающихся ухватить суть нового неожиданного поворота. Среди напряженной тишины снова раздался голос отца Брауна:
– С первой же минуты, когда я оказался здесь, в этом большом пустом баре или салоне, мне стало понятно, что во всем этом деле главное – пустота, одиночество, здесь слишком легко остаться одному. Одним словом – отсутствие свидетелей. Войдя сюда, мы заметили лишь то, что в баре не было ни управляющего, ни бармена. Но когда они бывали в баре? Есть ли смысл составлять графики, если кто угодно в любое время может оказаться где угодно? Без свидетеля все наши старания были бы бессмысленны. Я подозреваю, что за какую-то минуту до нашего прихода в баре находился бармен или кто-нибудь еще. От него шотландец и получил свой шотландский виски. Совершенно точно это было не при нас. Но мы не можем утверждать, что вишневую наливку несчастного Рэггли отравил кто-то из гостиницы до тех пор, пока не установим точно, кто находился в баре и в какое время. Вся эта путаница, наверное, из-за меня случилась, но я хочу, чтобы вы еще кое-что для меня сделали. Я хочу, чтобы вы собрали всех, кто находился в этом помещении (думаю, их еще можно найти, разве только азиат уехал в свою Азию), потом сняли с бедного шотландца наручники и привели сюда, чтобы он наконец рассказал нам, кто подал ему виски, кто был в баре при нем и все остальное. Он – единственный человек, показания которого охватывают именно тот промежуток времени, когда было совершено убийство, и я не вижу ни малейших причин сомневаться в его словах.
– Подождите, подождите, – воскликнул Гринвуд. – Но так ведь все равно мы возвращаемся к служителям гостиницы, а мне казалось, вы сказали, что управляющий не мог быть убийцей. Что же, выходит, это бармен?
– Не знаю, – сокрушенно промолвил священник. – Я ничего не знаю о бармене. Я ничего не могу утверждать даже об управляющем. Я могу только подозревать, что управляющий что-то замышлял, даже если убил не он. Но что я знаю наверняка, это то, что есть один-единственный свидетель, который мог что-то видеть. Именно поэтому я и направил всех ваших ищеек по его следу.
Когда все, кто был в гостинице в то роковое утро, вновь собрались в баре, перед всей этой компанией наконец предстал и загадочный шотландец. Он оказался действительно фигурой внушительной: высокий здоровяк с нескладной походкой, продолговатым насмешливым лицом с резкими чертами и пучками рыжих косматых волос. На нем был не только безрукавный плащ, но и шотландская шерстяная шапка с ленточками. Понятное дело, арест его не мог обрадовать, тем паче, что по нему сразу было видно: этот человек не из тех, кто будет протягивать руки для наручников, он готов отстаивать свою свободу, даже с кулаками. Неудивительно, что он мог повздорить с таким задирой, как Рэггли. Неудивительно даже то, что полицейские (еще бы, при таком-то отпоре!) приняли его за типичного убийцу. Тем не менее сам шотландец уверял, что он – уважаемый фермер из Абердиншира, что зовут его Джеймс Грант, и каким-то образом не только отец Браун, но и инспектор Гринвуд, человек, что ни говори, рассудительный и опытный, очень скоро убедились в том, что свирепость его в действительности была негодованием невиновного, а не яростью преступника.
– Нам от вас, мистер Грант, – официальным голосом, без лишних церемоний сказал инспектор, – нужны всего лишь ваши показания относительно одного очень важного вопроса. Поверьте, мне искренне жаль, что возникло подобное недоразумение, но я не сомневаюсь, вы с радостью послужите правосудию. Итак, вы зашли в этот бар, как только он открылся, в половине шестого, и заказали стакан виски. Мы хотим узнать, кто в это время находился в баре из служителей гостиницы: управляющий, бармен, может, кто-нибудь из официантов. Попытайтесь вспомнить, осмотритесь вокруг и скажите мне,
– Ну да, есть, – мрачно усмехнулся мистер Грант, окинув цепким взглядом собравшихся. – Я его где хочешь узнаю. Как же такого верзилу не заметить? В вашей забегаловке все такие важные?
Взгляд инспектора остался таким же тяжелым и сосредоточенным, голос – таким же бесцветным и монотонным. Лицо отца Брауна не выражало ничего, но на лица многих других наползла туча. Бармена нельзя было назвать высоким, а важным – и подавно. Управляющий был и вовсе коротышкой.
– Нам требуется только установить личность того, кто подал вам виски, – казенным голосом повторил инспектор. – Разумеется, нам он известен, мы лишь хотим проверить, укажете ли вы на того же человека. Так кто это был? – и он выжидающе замолчал.
– Что тут устанавливать, вот он, – устало сказал шотландец и махнул рукой. И с этим взмахом богатырь Джукс, предводитель коммивояжеров, воспрянул, точно вставший на дыбы трубящий слон, и в следующее мгновение на нем, как собаки на диком звере, повисли трое полицейских.
– Все это было достаточно просто, – сказал отец Браун своему другу, когда они снова остались одни. – Как я уже говорил, первое, о чем я подумал, зайдя в пустой бар, если бармен вот так оставляет свое рабочее место без присмотра, ничего не стоит вам, мне или кому угодно зайти за стойку и подмешать яд в любую из бутылок. Безусловно, отравитель думающий скорее подменит обычную бутылку на отравленную (Джукс так и поступил), потому что на это нужны считанные секунды. Ему устроить это было несложно – он ведь торгует вином, поэтому запросто мог принести с собой фляжку с заранее подготовленной вишневой наливкой нужного сорта, не вызвав ни у кого подозрения. Конечно же, для осуществления подобного плана нужно было учесть определенные обстоятельства, но тут ему просто повезло. Травить пиво или вино, которое пьет множество людей, – дело неблагодарное. Но, если известно, что человек пьет исключительно какой-то определенный напиток, который кроме него не пьет никто (в нашем случае это вишневая наливка), дело упрощается в тысячу раз. Это все равно что отравить его у него дома, только намного безопаснее. Ведь на кого в первую очередь падает подозрение? На работников гостиницы или на того, кто как-то с ней связан. Вычислить, что это сделано кем-то из десятков посетителей, побывавших в баре, невозможно, даже если такая мысль и придет в голову сыщикам. Это почти идеальное убийство. Ни установить личность убийцы, ни доказать его вину практически невозможно.
– Но зачем вообще это убийство понадобилось? – спросил его друг.
Отец Браун встал и с серьезным видом начал собирать бумаги, которые выронил в минуту отчаяния.
– Позвольте напомнить вам то, – вдруг улыбнулся он, – что в свое время войдет в биографию «Жизнь и сочинения покойного Джона Рэггли», – его собственные слова. Здесь, в этом баре, он сказал, что собирается обнародовать какие-то скандальные факты, касающиеся гостиницы. А речь шла о незаконном сговоре между владельцами заведения и продавцом спиртных напитков, которые получали нелегальные доходы от того, что здесь продавались напитки только одного поставщика. Довольно несложная схема, и в наши дни такое происходит сплошь и рядом. Это ведь не фирменный паб, так что все это можно назвать мошенничеством, в котором управляющий наживался за счет как клиентов, так и тех, на кого работал. Мошенничество считается преступлением, поэтому коварный Джукс, улучив минуту, когда в баре никого не было (что случалось достаточно часто), зашел за стойку бара, чтобы подменить бутылку. И надо же такому случиться, что именно в эту секунду в бар ворвался шотландец в плаще и потребовал виски. Джукс принял единственно правильное решение, он притворился барменом и обслужил клиента. Ему очень повезло, что клиент торопился и быстро покинул бар.
– Зато не повезло, что после шотландца туда явились вы, – подхватил Гринвуд. – А скажите, если вы говорите, что сразу же почуяли что-то неладное, неужели вы с самого начала подозревали Джукса?
– Я скажу так: у него был богатый голос, – непонятно ответил отец Браун, но тут же пояснил: – Вернее, голос богача. И я спросил себя: с какой стати такому человеку, как Джукс, разговаривать таким голосом, если его друзья, честные торговцы, все были людьми довольно небогатыми. Но, думаю, о том, что он – мошенник, я все же догадался, увидев у него на галстуке булавку с огромным сверкающим камнем.
– Потому что камень фальшивый? – неуверенно спросил Гринвуд.
– Нет, потому что он настоящий, – ответил отец Браун.