Собака и Волк
Шрифт:
Грациллоний кричал. Жестоко бил кулаками, пинал ногами, лишь бы вывести моряков из ступора. Силой усадил на скамьи. Они сидели, сгорбившись, качая головой. Сунул в руки весла и кричал, что было сил, прямо в уши:
— Греби! Греби! Греби!
В голосе сирены послышалась радость. Неужто победила? Галера понеслась в ее сторону. Грациллоний прыгнул на корму, схватил штурвал и резко повернул. Для быстрого разворота нужно было грести только с одной стороны. Отдать приказ он не решился. Матросы находились в оцепенении. Работали веслами, как волы, ворочающие жернов. Пусть
«Волк» развернулся, и теперь Грациллоний заслонял своим телом обольстительницу.
— Гребите! Раз, два. Раз, два!
Амрет, находившийся на носу судна, взвыл и прыгнул с галеры. Волна подхватила его и понесла к корме, в сторону Дахут.
— Раз, два! Раз, два! Раз, два! — Грациллоний, грозно вращая очами, погонял матросов. Спасательная лодка следовала за ними. Грациллоний осторожно оглянулся. Что-то мелькнуло в волнах. Амрет ли то был, а, может, водоросли или обломок их города? Солнечный луч исчез. Позади остались лишь скалы да буруны.
Моряки перестали грести, и пустота в их глазах сменилась недоумением.
— Что случилось? Что на меня нашло? Приснилось, что ли… ничего не помню.
В это время к ним подошла и другая галера. Моряки с «Бреннилис», перегнувшись через борт, приветствовали их радостными возгласами.
Грациллоний, ослабев, сидел у штурвала.
«Христос, Ты был с нами в эти минуты. Благодарю Тебя. Хотелось бы мне сказать Тебе нечто большее. Быть может, я скажу это позже. Сейчас я слишком устал, обессилел. Единственное, чего мне хочется, — это уползти отсюда и заснуть. Если удастся. Скорее всего, зарыдаю, когда останусь один. Прости меня за то, что не буду оплакивать ни тех, кого потеряли мы в сражении, ни друга моего Амрета. Я буду оплакивать Дахут».
— В этом, сэр, нет ни малейшего сомнения, — сказал Нагон Демари.
Бакка поднял брови.
— Вот как? А какими источниками ты пользовался? — поинтересовался он. — Как-то не верится, чтобы тебя там любили.
Удивившись тому, что прокуратор не ухватился с радостью за его рассказ, Нагон угрюмо ответил:
— У меня свои приемы.
— Ну разумеется, при твоей работе без этого нельзя. Расскажи мне все же, какими приемами пользуешься ты.
Широко расставив ноги, ссутулив плечи и выставив вперед голову, словно удерживая на спине груз, Нагон стоял перед прокуратором, удобно устроившимся в кресле.
— Ну, мне кое-что рассказывают два человека, беженцы из Иса, бывшие портовые рабочие. Они не забыли услуги, которые когда-то я им оказал, и не считают великого Граллона таким уж замечательным. За те небольшие деньги, что я им плачу, они готовы поделиться информацией. Другие же — либо действительно очень нуждаются в деньгах, либо затаили злобу, либо боятся, что я, зная об их грешках, выведу их на чистую воду.
— Ну что ж. В таких приемах нет ничего нового. К тому же ты набрался опыта в Исе. Каковы же последние новости?
— Это не просто слухи. Когда я услышал об этом, то сам поехал туда и навел справки. Не в городе, как вы понимаете. На фермах, в деревнях. В тех местах,
— Да разве деревенские люди обладают политической информацией такого рода? И все же, что они тебе рассказали?
— Граллон вернулся с богатой добычей. В этот раз он отнял ее у пиратов, которые припрятали ее на островах в Британском море.
Бакка сложил губы в трубочку, словно желая свистнуть.
— В самом деле?
— Именно так, сэр, — маленькие бесцветные глазки на плоском лице сияли от восторга. — Теперь он у вас в руках! Совсем зарвался. Организовал военизированный отряд из гражданских лиц и совершил нападение. Теперь вы можете его обезглавить.
С минуту Бакка сидел неподвижно. Нагон же трясся от возбуждения.
Наконец прокуратор вздохнул.
— Боюсь, что нет, — сказал он. — Те, кто принимал участие в этой вылазке, никогда в ней не признаются.
— Нет, но ведь слухи-то просочились, словно вода через сито.
— Он заранее знал, что об этом станет известно, а значит, просчитал ситуацию.
— Арестуйте несколько человек, принявших участие в операции, и допросите под пыткой.
— Ты не без способностей, — сказал Бакка, — но политика не твой конек. Сам подумай. Если мы выступим сейчас открыто против Грациллония, в тот самый час, когда он с победой вернулся домой, то бунта нам не миновать. Может быть, тыпойдешь тогда объясняться с преторианским префектом? Думаешь, Стилихон похвалит нас за это? А пока суд да дело, Грациллоний вместе с главными смутьянами улизнет от нас в лесные дебри. Друзья же его, трибун и епископ, заявят, что все это лишь недоразумение.
Нет, мы не можем действовать, исходя из слухов, пусть даже они выглядят абсолютно достоверными. Приказываю тебе в дальнейшем ни с кем об этом не говорить. Ясно?
Плоская физиономия налилась кровью. Нагон потряс кулаками.
— Так что же, моя работа была впустую? — закричал он. — И этот дьявол только посмеется над нами? Как вы не можете понять, что он опасен?
Бакка поднял ладонь:
— Потише. Придержи язык, перед тобой старший по должности.
Нагон обмяк.
— Простите, сэр, — выдавил он.
— Так-то лучше. — Бакка потер переносицу и вперил взор в стену. Потом заговорил: — Я твою работу ценю. Само собой, все эти слухи дошли бы до меня, но с опозданием и без подробностей, которые ты потом сообщишь. Самое главное: нам стало известно о том, что в распоряжении Грациллония имеются воинские силы, способные осуществить военную операцию. Воинство это пока невелико. Надо принять меры, чтобы войско не разрослось, и в нужный момент его уничтожить. Сейчас он добился успеха. Наша задача — таких успехов больше не допускать. А для этого следует очень тактично поговорить с правителем Арморики. Не нужно провоцировать его на поспешные действия, направленные против Конфлюэнта. Однако мы должны внушить ему, что помощь таких людей опаснее набега варваров. Мужайся, Нагон. Ты хорошо поработал. Сядь и расскажи все подробно. В свое время я тебя достойно вознагражу.