Собака и Волк

Андерсон Пол Уильям

— Даже и не думал, — ответил он серьезно. — Послушайте. Ситуация там серьезная: смешанное население, напряженные взаимоотношения, недовольство, да и мало ли что, о чем мы не имеем понятия. Если мы назначим своего человека, он окажется в совершенно невозможном положении. Ябы на такую работу ни за что не согласился.

— Надо заставить их подчиниться. Апулей всегда был на стороне Грациллония. А новый трибун этого делать не станет, будет спорить, возражать. Если потребуется, и войска введет.

Бакка

вздохнул.

— Тут не так все просто. Аквилон и Конфлюэнт имеют для нас большее значение, чем вы предполагаете.

— Но ведь Грациллоний всегда был для вас занозой в пальце.

— Это верно. Однако, скажу вам откровенно, несмотря на все, что мы делали, он сделал свою территорию процветающей. Население растет. Туда идут трудолюбивые иммигранты — и легально, и нелегально. Так что они не позволят его убрать. Заноза, говорите? Пусть он будет бастионом. Господь знает, как мы в этом сейчас нуждаемся.

Руна нахмурилась и закусила губу.

— В прошлом году летом он спас нас от набега скоттов, — напомнил Бакка, — а сейчас Италию грабят остготы, и я не знаю, пошлет ли Он нам очередное чудо. То, что Он так неожиданно прибрал Апулея, — мне кажется, означает, что чуда больше не будет.

— А можете ли вы доверять Грациллонию? — резко спросила Руна. — Решаетесь ли?

— А вы сами как думаете? Вы ведь… Хорошо его знали.

Она опустила глаза и сжала кулаки.

— Позабудьте об обидах, — настаивал Бакка. — Скажите честно, как бы вам ни было горько. Подумайте о Риме.

Она посмотрела на него.

— Вы что-то очень серьезны.

— Тут уже не до комедий, госпожа. Империя — моя мать. А ему кем она приходится?

Руна сидела молча, прислушиваясь к ливню, а потом нехотя сказала:

— У меня не было причин сомневаться в его патриотизме.

Бакка слегка улыбнулся:

— Благодарю вас. Я так и думал, но мне хотелось, чтобы вы это подтвердили.

— Он… слишком упрям. Делает все по-своему.

Бакка кивнул:

— Упрямство доводило его до нарушения субординации, и не один раз. Но не до открытого мятежа. Ему не хватает гибкости и политического опыта. Он ведь не станет устраивать заговор против нас?

— Нет, — презрительно сказала она. — Он не так умен.

Бакка смотрел на стекавшие по стеклам струи.

— Я почти жалею об этом. Каким бы он мог стать императором.

Она откинулась на спинку стула. — Вы это серьезно?

— Может быть. Сами посмотрите, что он сделал в Исе, а теперь и в Конфлюэнте. Мне даже кажется, захоти он стать кардиналом, я бы его поддержал.

Она украдкой взглянула на дверь. В коридоре никого не было. Тем не менее она наклонилась вперед и понизила голос.

— Это чрезвычайно опасный разговор.

— Я вам доверяю, — сказал он.

Она была тронута.

— Благодарю вас.

Бакка щелкнул пальцами:

— Нам чрезвычайно нужен лидер — сильный, способный и… честный. У Стилихона с варварами

двойные игры не срабатывают, — он выпрямился. — Ну, так вы думаете, что с Грациллонием как с трибуном можно иметь дело?

— Это будет трудно, — предупредила она. — Вам придется идти ему на уступки.

— Это очевидно. Придется перестать вставлять ему палки в колеса и постараться убедить, что не такие уж мы плохие ребята. — Бакка рассмеялся. — Надеюсь, Нагон Демари не слишком расстроится.

Глава девятнадцатая

I

Вернулась весна, украсила зеленью и цветами зимние могилы. Дни стали длиннее ночей. Потянулись домой перелетные птицы.

Остготы и их союзники грабили Италию. В тех же местах, куда они пока не пришли, поселился страх. Империя судорожно искала рекрутов и засылала в провинции своих представителей. Они предлагали десять солидов [22] за добровольное поступление в армию, три солида за службу, а остаток — когда опасность минует — при выходе на демобилизацию. Рабам давали два солида и свободу.

Мало кто соглашался на это в северной Галлии. Опасность угрожала их собственным очагам. Саксы высаживались на берег, грабили и жгли дома. Население начало строить защитные укрепления. Так они могли продержаться хотя бы год. Британию опустошали пикты и скотты. Торговые корабли не выходили из порта. Даже рыбаки не смели слишком удаляться от берега. Уловы их были теперь ничтожны, урожай загублен, начинался голод.

22

Солид — римская золотая монета.

Сразу после Пасхи Нагон Демари приехал в Конфлюэнт.

Грациллоний обычно принимал посетителей дома. Так создавалась непринужденная обстановка. Он разговаривал с вождями из Озисмии, заезжими путешественниками или простыми людьми, попавшими в затруднительное положение. Новая большая базилика в Конфлюэнте была недостроена, а на даче — хоть она и была много лучше остальных зданий — встречаться было рискованно, так как находилась она за крепостной стеной. Базилику в Аквилоне занимали бездомные и сироты. Корентин согласился с Грациллонием, что нужды этих несчастных стояли на первом месте.

— Я не потерплю этого человека в моем доме, — сказала Верания. Иногда она бывала непреклонна. Так как случалось это редко, относились к таким заявлениям весьма внимательно. Тем более что Грациллоний разделял ее чувства. На притяжательное местоимение внимания не обратил. В их взаимоотношениях такие мелочи значения не имели.

Он послал приглашение в гостиницу. Решил написать записку, а не передавать на словах. Важно было каждое слово.

«Приходите в полдень в базилику Конфлюэнта».