Собака Метцгера
Шрифт:
— Эй!
Когда Китайчик открыл дверь, между ног гостя прошмыгнул Доктор Генри Мецгер.
— Здорово! — поприветствовал кота Кеплер, и тот нежно потерся о его ножищи.
Гордон ревниво отвернулся, чтобы скрыть досаду. Кеплер огляделся.
— Слушай, Китайчик, ты зря тут навесил болты и задвижки. Это может навести грабителей на мысль, что у тебя есть что-то ценное. Кстати, сколько ты за это выложил?
— Совсем немного. Я все сделал сам.
— Ух ты! Слушай, если тебе понадобится сталь в 1/4 дюйма, я достану за бесценок.
— Спасибо, но…
Сверху спустился Иммельман.
—
— Помехи на линии, — отозвался Китайчик. — Позвони на узел, и они тебе завтра все наладят.
— Ну уж нет, — возмутился Иммельман. — Я оставлю все как есть и буду звонить этому козлу, когда захочу, и по ночам тоже!
Китайчик задумался, когда до Иммельмана дойдет, что ему придется самому просыпаться ночью, чтобы будить того козла. Едва ли раньше, чем через сутки.
Когда фургон Китайчика въезжал на территорию кампуса, сторож на стоянке для автотранспорта мирно дремал. Он не заметил, что полоски с одной из машин сняты и заменены другими. В это время, в полпятого, народ пользовался воротами для выезда, так что мужик совсем расслабился. Китайчик Гордон миновал десятиэтажное общежитие и припарковался на стоянке для служебных машин. При включенном двигателе Кеплер и Иммельман спешно наклеили полоски на дверцы и водрузили на крышу магнитную мигалку. Кеплер пытался отговорить Китайчика от этой полицейской приметы, кивая на полосы с надписью «Клондайк. Служба ремонта кондиционеров», но Гордон настоял на своем:
— Ты видал хоть раз в жизни ремонтный грузовик без мигалки?
Теперь большая желтая лампа красовалась в самом центре крыши.
— Не так. Вдруг встретится низкий потолок, и она будет нам мешать.
Иммельман с тяжелым вздохом полез устанавливать мигалку на кронштейн. Кеплер взглянул на свои огромные часы с квадратным циферблатом вроде самолетного измерительного прибора.
— Уже четыре тридцать девять.
— Ладно. Паркуемся у парадного входа в пять, когда все начнут расходиться. Тогда ночные сторожа подумают, что мы тут торчали весь день.
— Ты умница, Китайчик, — уважительно произнес Кеплер.
— Только иногда, — поправил Иммельман, искоса взглянув на компаньонов. — В некоторых случаях ты действуешь как последний идиот.
— Загадочная натура, — согласился Кеплер.
— Садитесь, едем к корпусу общественных наук.
Кеплер с Иммельманом расположились у задней дверцы друг против друга. Ножищи Кеплера покоились на ящике, прикрывавшем ствол М-39. Взглянув на часы, он доложил:
— Четыре сорок шесть.
Иммельман, вальяжно развалившийся на своем сиденье, словно собирался поспать, позевывая, ответил:
— В задницу твои четыре двадцать восемь или четыре девяносто пять. Вы оба какие-то дурные.
— Чего?
— Говорю, Господь в своей щедрости и великодушии дуракам помогает.
— Аминь! — И Кеплер открыл банку пива.
Выйдя из фургона, Китайчик установил два щита в красно-белую полоску впереди и позади автомобиля. Это выглядело очень солидно и соответствовало их цели, хотя краска на щитах еще не просохла.
В учебные аудитории и начальственные офисы он даже не заглядывал. Его интересовало что-то вроде лабораторий или кабинетов, помещение, состоящее более чем из одной комнаты, откуда все выпроваживаются, прежде чем доверенное лицо начнет запирать кокаин в сейф. Китайчик Гордон начал поиски с последнего этажа, потихоньку спускаясь вниз. Первый сразу можно было исключить как неподходящий для хранения наркотика.
Вскоре обнаружилась дверь с табличкой: «Институт психобиологических исследований. Директор: Готлиб». Внизу алели буквы плаката: «Вход по пропускам». Китайчик удивился такой глупости. Для чего дразнить тех, кто жаждет насладиться кокаиновыми грезами, и тратить время, вышвыривая их из комнаты? Он прошел дальше. Вот-вот закончится рабочий день и коридор заполнится людьми.
То же самое царило на четвертом этаже — аудитории чередовались с маленькими офисами. В дальнем конце коридора у небольшой комнатушки царило необычное оживление — оттуда все выходил и выходил народ, казалось, что столько там не могло поместиться. Выплыли три дамы на каблуках, умело накрашенные и дорого одетые, бальзаковского возраста, по виду секретарши. Сновали какие-то типы в сапогах, рабочих башмаках и кроссовках, вроде лесорубов или ковбоев, явно вышедшие из студенческого возраста.
Гордон затаился у лестничного пролета, для виду отмотав пару футов изолированного провода с катушки из сумки на поясе. При помощи инструментов он начал создавать из него такие замысловатые штуки, что не могло остаться сомнения в его полнейшей занятости.
В пять пятнадцать мимо прошли двое мужчин. Один, лет тридцати пяти, в прекрасно сшитом сером костюме, держал портфельчик из итальянской кожи, такой тоненький, что в нем, казалось, могло уместиться лишь двухстраничное письмецо или же контракт. Второй, постарше, одетый в поношенный твид, тащил увесистый чемодан, явно предназначенный для книг или объемистых рукописей. Проходя мимо Гордона, он сказал:
— Это очень опасно.
На что первый спокойно ответил:
— Работу выполним за выходные. В понедельник все вопросы безопасности будут решены.
Китайчик незаметно улыбнулся, когда за ними закрылись двери лифта. Уже стемнело, когда он вернулся в фургон. По территории кампуса двигалась вереница уезжающих автомобилей. Его встретили Кеплер и Иммельман в таких же, как у него, серых рабочих блузах с надписью «Дейв». Иммельман позаимствовал их в химчистке.
— Сделайте вид, что прете тяжесть, — распорядился Китайчик.
Его компаньоны подняли картонный ящик с надписью «ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ» и проследовали в здание. Топот башмаков гулко отдавался в опустевшем коридоре. Гордон с удовлетворением отметил, что лифт так и стоял на первом этаже, стало быть, больше никто им не пользовался.