Собака Раппопорта

Смирнов Алексей Константинович

— Тоже верно. Питомник какой-то у вас, рассадник. Может быть, это доктор ходил, Александр Павлович.

Миша покачал головой:

— Нет. Палыч ушел. Какая-то гнида развлекалась, дернула его в приемник. Не было Палыча. Он потом пришел, после казака. Того тоже разыграли. Поймал бы — отрубил руки, чтобы забыл, как набирать номер…

Ватников согласно хмыкал. Задание Хомского было выполнено. Совесть доктора была чиста. Но неспокойна.

15

— С Леной я беседовать не буду, — наотрез отказался Ватников, упреждая новое поручение. — Там, оказывается, была

интимная ситуация. Я не могу приставать к женщине с такими расспросами.

— И не надо, — Хомский был учтив и покладист. — Мне и без Лены все ясно. Достаточно Миши.

— Хотите сказать, что вам все уже понятно?

— Как день, — отозвался сыщик. — Все было заранее задумано и подстроено.

Ватникову было странно и дико выслушивать из уст этого отребья разглагольствования о "задумано и подстроено".

— О чем вы говорите?

— Да о том, что следак думал, будто убийство произошло внезапно. Будто кто-то вошел в туалет, увидел Кумаронова и треснул его бутылкой. Александр Павлович или кто-то другой. По наитию.

— Зачем Александру Павловичу заходить в туалет для больных?

— Вот именно, — поднял палец Хомский. — На самом деле преступление было тщательно спланировано. Глупые звонки, раздававшиеся в ту ночь, подтверждают это совершенно очевидно. И не только они.

Хомский преобразился. Орлиный профиль, тонкие губы… Что там в анамнезе? Скрипка? Никакой огуречности в очертаниях черепа — всего лишь продолговатость, намекающая на тайный ум, как у древнего государственного деятеля Перикла. Ватников подумал о переселении душ. Чепуха. Не мог литературный герой переселиться душой… Или мог? Может быть, литературные герои, когда они выписаны талантливой рукой, обретают независимое бытие в общем информационном поле? И могут вселяться наравне с обычными душами? Ватникову часто приходилось выслушивать взволнованные рассказы об информационном поле. Он устрашился своих мыслей и крепко зажмурился. Но какой все-таки стройный, систематизированный бред! Ватников в очередной раз попытался оправдаться в своих глазах тем, что вовсе не помогает умалишенному вести какое-то расследование, а проводит лечение новаторским методом. Позволяет безумцу прожить воображаемую ситуацию в действительности и разрешить ее так или иначе. После чего психоз либо пройдет, либо сменится новым. Такой риск, к сожалению, был. Увы. И Хомский, изжив одну ситуацию, вполне мог переключиться на другую. Уже с откровенным фантастическим радикалом: прицепит летающие тарелки, космические лучи… Нет, это не по уму. У алкоголиков с распадом личности бред проще и понятнее. Или по уму? Ватников теперь и не знал. Он очень хотел этого фантастического бреда, ради сохранения собственного душевного равновесия.

Помолчали.

Оба сидели в холле перед выключенным телевизором.

Ватников почему-то вспомнил, как один темный и лихой человек включил этот телевизор, опустив вилку в стакан с молоком. В два часа ночи. И уселся смотреть, увлекательно провел полчаса. Потом его показали Ватникову, и Ватников так и не понял, чего тот наглотался. С утра был послушен и тих… Передачу, которой и в помине не было, запомнил хорошо…

Пауза затягивалась.

— Надо думать, — сказал, наконец, Иван Павлович, — что сейчас вы пригласите сюда всех участников действия. Как полагается в детективах. Рассадите по креслам и начнете мучить. А потом эффектно укажете пальцем на главного злодея. Которого никто и не подозревал…

— Вы, доктор, какой-то дряни начитались, — небрежно

ответил Хомский. Он говорил скучным голосом. С выяснением дела он словно утратил к нему всяческий интерес. И походил уже на оцепенелое изваяние, сидящее прямо, наподобие Сфинкса. Руки положены на колени, остекленелые глаза глядят в одну точку. Ватников принюхался. Пахло очень сложной органической и неорганической химией. "Где-то вмазал уже", — сообразил психиатр.

— Почему же дряни? — усмехнулся Ватников. — Это классика.

Тот сделал пренебрежительную гримасу.

— Ни на кого я не буду указывать. Главный злодей давно известен. Я вам его называл, это Александр Павлович. Зачем мне собирать участников?

Психиатр откашлялся в кулак.

— Отлично. И что же вы… собираетесь делать с этой информацией? — спросил он осторожно.

Хомский еле заметно повел плечами.

— Это наше дело… Поживем — увидим. Зависит от обстоятельств.

— Шантажировать собираетесь? — сообразил Ватников.

— Можно и так сказать.

— То есть ваше молчание — в обмен на больничную кашу? И больничную койку?

— Ага, — Хомский нагло улыбнулся.

— Да кто вам поверит? Какие у вас доказательства? Сплошные домыслы, — Ватников, сам себе не отдавая в этом отчета, начинал горячиться.

— Мне наплевать, — сказал Хомский. — Мое дело маленькое. Расскажу следаку, что видел и что слышал — а дальше пусть власть решает… Мы люди мелкие.

Тут уже Ватников возмутился:

— Это же нахальное вранье! Вы ничего не видели! Видеть-то было нечего!

— Ну и что? У меня богатая фантазия. Все так и маячит перед глазами, как наяву.

— Видения появились? Давно пора! Говорящие животные не навещают?

Обвиняя Хомского в галлюцинациях, Ватников всячески оттягивал момент истины. Хомский это хорошо уловил. Он подался вперед и дотронулся до его колена. Психиатр отдернул ногу.

— Вам же, доктор, самому интересно узнать, как оно было? Могу рассказать.

— Для истории болезни, — раздраженно буркнул Ватников. — Берегитесь, Хомский. Выбирайте слова. Вы уже достаточно наговорили, чтобы я вас упек очень и очень далеко. Надолго.

— Не получится. Нет на то моего согласия, — осклабился тот.

Иван Павлович подавленно замолчал. Хомский говорил сущую правду. Процедура госпитализации психиатрических больных значительно усложнились.

— Не будем ругаться, доктор, — умиротворенно промурлыкал Хомский. В нем, очевидно, заработали какие-то внутренние алкогольные резервы, и ему стало хорошо. — Я вам все объясню. Вы же мне от души помогали, по велению сердца. А это дорогого стоит. Устраивайтесь поудобнее и слушайте.

16

— На самом деле и базарить-то долго не о чем, — Хомский сбился на привычный лексикон. Но быстро спохватился и вернулся к более или менее изысканному слогу. В нем словно поселилась другая личность, которая и приняла на себя власть.

"Демон из пузырька с овсянкой", — вдруг подумал об этой неустановленной фигуре Ватников.

— Все было до неприличия просто, — продолжал сыщик. — Покойник угрожал Александру Павловичу жалобой. Доктор у нас молодой, желторотый. Для него жалоба, да еще от блатного клиента, подобна смерти. Да и поднадоел тот ему, как я вам намекал… — Он вдруг приобрел трагический вид и постарел на десять лет. — Это ведь так понятно, как кто-то из нашего брата надоедает… Мы же не слепые, мы все это подмечаем. И болеем душой то за себя, то за вас, докторов…