Собака Xiv века
Шрифт:
– Больная что ли?!
– выругался Карл Иванович.
И тут же замолчал: вспомнилось ему, что за вокзалом, почти у реки, есть ветеринарная лечебница. А куда ещё может направляться через полгорода законопослушный горожанин с собакой, если не к ветеринару? Из дорожной сумки, перекинутой через плечо, он достал бинт, и юноша, незаслуженно обиженный кури, с удовольствием помог держать извивавшуюся зверюгу, пока коллега перебинтовывал ей туловище.
– Спасибо, что не укусила, - шутливо поклонился Серёдкин, когда они закончили.
Кури лязгнула зубами и бросила на него взгляд, полный сожаления о несовершённом.
3.
Ещё вчера стоянка у парка выглядела гораздо экзотичнее: вместе с автомобилями здесь стояли пролётки, запряженные лошадьми, извозчики курили и обменивались новостями с шоферами, а в иной день к ним присоединялись и рикши. Но сегодня Карл Иванович обнаружил на стоянке только зелёную "Волгу" с шашечками на борту.
– В ветлечебницу на Сергеевской, - спросил он.
Таксист оторвался от разгадывания кроссворда и посмотрел на потенциального клиента.
– За вокзалом что ли? Сегодня червонец будет стоить.
Карл Иванович торговаться не стал.
– Не боязно в такой день из дома выходить?
– заводя мотор, поинтересовался таксист.
– Боязно, - признался Карл Иванович.
– А что делать? Собаке срочная операция нужна. А вы работать не боитесь? Машина у вас...ммм...не очень современная.
– Старые вещи пользовать дозволено. А не то бы и дома сносили, верно? На реке, к слову сказать, колёсный пароход по сей день ходит - и никого это не колышет, потому как экипаж из современников. Или зоопарк взять: разве саблезубого тигра кто-то требует уничтожить? Что с вами?
Вытянувшееся лицо Карла Ивановича приняло обычное выражение. Но мысль, его поразившая, не исчезла. Таксист был прав: животных не проверяли на лояльность и не объявляли их "исторически нежелательными". Но почему тогда за этой собакой идёт охота? Кури громко и обиженно скулила: ей мешал бинт и в такси ей не нравилось.
– Болеет собачка-то, - сочувственно произнёс таксист.
Город опустел и затих, и даже как-то поблёк, утратив часть ярких красок вместе с разноцветными кибитками средневековых циркачей. На очередном перекрёстке их такси резко затормозило: мимо на красный свет пронёсся водовоз, стегая что есть силы лошадь, а вслед за ним на мотоциклах промчались патрульные. До вокзала более ничего не случилось, и Карл Иванович надеялся, что вскоре минует самую опасную часть пути, но не тут-то было. Тоннель под железкой оказался закрыт: военная полиция разделила город на части, заблокировав мосты, тоннели и основные магистрали. К остановившемуся такси тут же направились патрульный. Ещё протягивая документы, Карл Иванович понял, что на этот раз влип... Военный взял паспорт и опустил на глаза очки-лупу, словно был не полицейским, а часовщиком.
– Дата явно подтёрта, - через несколько секунд сообщил он.
Стоять и ждать более не имело смысла. Нужно было действовать, и Карл Иванович положился на интуицию.
– Фас!
– отпуская поводок, скомандовал он.
Кури с места взвилась в воздух, ударила лапами в грудь патрульного и опрокинула его на спину, клацнув зубами перед самым носом. Спустя мгновение полицейский потерял сознание, ударившись головой об асфальт. Пока его товарищи среагировали и бросились в
4.
Четвероногий уродец напоминал мумию собаки, внезапно покинувшую склеп: от бинтов остались одни лохмотья и на бегу они развивались во все стороны. Курившие у ангара грузчики сначала захохотали, но увидев патрульных, разразились откровенной бранью. Расстояние между беглецами и их преследователями быстро сокращалось. Казалось, шансы на спасение совсем исчезли, когда единственный выход перегородила приехавшая "Волга", реквизированная полицией. К тому времени волонтёр уже выпустил поводок и просто бежал за собакой, пытаясь совладать с собственными лёгкими. Он даже не сразу понял, что кури со всех лап мчится не к воротам, а к зданию столовой в стороне от выхода. Сто метров... пятьдесят...десять... Карл Иванович с усилием распахнул дверь на толстой старорежимной пружине, влетел вместе с собакой внутрь, и дверь в отместку со всей силы хлопнула его по спине. Мгновением спустя в глазах волонтёра потемнело, но вовсе не от удара. В помещении будто погасили свет и зашторили окна.
– Стой на месте, - приказал ему женский голос.
– Побьёшь чего в темноте - век не расплатишься.
– Мы где?
– спросил Карл Иванович, стараясь не шевелиться.
– В Караганде!
Вспыхнула спичка и на миг, пока хозяйка этого странного места прикуривала, Серёдкин разглядел её лицо: оно было крупным, но красивым: прямой нос, смуглая кожа, тёмные волосы, собранные в хвост. Затем огонёк погас, и тьма поглотила окружающее пространство.
– В Караганде?
– переспросил Карл Иванович.
– В вино-водочном ты, - шумно выпуская дым, ответила хозяйка.
– С собаками запрещено к нам заходить, штраф двадцать пять рублей.
– А почему темно?
– Я чё те, лектор общества "Знание"? Перемещаемся мы. Как закончим - сразу рассветёт.
Смутная догадка мелькнула в голове Карла Ивановича. Глаза его постепенно привыкали к темноте, и он стал различать прилавок, продавщицу, стопку пустых ящиков в углу и полки со стеклянными бутылками. Вечно беспокойная кури, к его удивлению, лежала у прилавка, положив морду на лапы и мирно дремала.
– О вас легенды складывают, - сообщил он продавщице.
– Обо мне?
– О неуловимом советском магазине, торгующий водкой по талонам, народ прозвал его "Пьяным голландцем". Виноват, не представился. Профессор, доктор исторических наук, член-корреспондент Академии наук, почётный гражданин города Серёдкин Карл Иванович. Холост. Позвольте узнать ваше имя?
Продавщица Клава находилась в том женском возрасте, который художник Климт несправедливо пропустил на своей картине: ей было ближе к сорока. Время, когда надежды всё больше напоминают мечтания, неожиданно романтические для огрубевшей в боях за счастье души. Поэтому слова "профессор" и "холост" обладали для неё поистине магическим действием.