СобакаРу
Шрифт:
– Скажите пожалуйста, имярек, вы волновались перед забегом?
Вопрос далеко не так прост, как может показаться. Имярек на этом месте обычно вздыхает. Если он волновался – это не очень хорошо. Надо владеть собой. Что он, псих, что ли? Но не волноваться совсем – тоже не очень хорошо. Как-то самоуверенно, нагло. Люди таких не любят. И судьба таких щиплет, а спортсмены – люди суеверные. И наш бегун начинает нести довольно затейливую ахинею, из которой выясняется, что забег, конечно, ответственный и были некоторые чувства, с одной стороны, но была и вера и хорошая подготовка, с другой стороны, и определенные качества характера в конце концов помогли прийти к итогу, который очень радостен на сегодняшний момент.
– Значит, вы верили в свою победу?
Час
– Ну, что ж! – жизнерадостно рапортует змей-журналист, который так просто и элегантно, за минутку, стер всякие следы победы с лица героя. – Спасибо, имярек! Удачи вам в будущих забегах! Поздравляю!
Вот это работа. Вот это класс. Завидую!
"S" как доллар
: 1213
Я живу нынче на одной из линий Васильевского острова. Место тихое, степенное, дома стоят так плотно, что вроде бы не втиснуть в них очень уж явно очередную новорусскую дрянь. Нет, крысы, конечно, не унимаются и все что-то грызут и лепят, но где-то вдали, в переулочках. Я же, возвращаясь домой, пока наслаждаюсь настоящим старым Петербургом, который, разумеется, обречен и оттого еще более, в своем предсмертном состоянии, прекрасен. Но вот замечаю я как-то в одном доме признаки начинающейся болезни: выселили оттуда мирный магазин посуды и кротко, как Травиата, погибающее ателье по ремонту одежды. Затянули паутиной. Зарычали злобными голосами, заурчали, стали что-то грызть, грызть, грызть…Что
ж там такое будет? – с ленивым любопытством поглядывал квартал. Очередной бездарный ресторан? Офис марвихеров? Арбат, не к ночи
будь помянут, престиж? Действительность, как ей и положено на Руси, превзошла все ожидания. В середине июня паутину сняли и обнаружилось, что фасад дома почти не пострадал. Правда, в него вставили чудовищной безвкусицы зеркальные стекла (таким образом, внутренности было не разглядеть) и приделали дикое гранитное крылечко с ввинченными фонарями. (Фонари продержались около месяца, после чего подверглись акту вандализма – квартал у нас тихий, но не настолько же.) Над витринами пролегла бордовая вывеска с непонятно чем – какая-то фамилия, написанная словно бы автограф, причем латинскими буквами. Первая буква, «S», была эффектно перечеркнута, как знак доллара. Только одной чертой, не двумя. По всей длине автографа бежала сверху тонкая красная линия, вечером светящаяся неоном и ужасно не идущая бледно-желтому, благородно сдержанному фасаду. Господи, – подумала я с тоской – у них у всех, у новых хозяйчиков жизни, наверное, цветоаномалия, неужели они не чувствуют, до какой тоски этот красный неон не идет питерским домам…
Так что ж вы думаете? Это оказалась частная художественная галерея какого-то Ивана С.! Это он шикарно расписался латинскими буквами, фасонисто перечеркнув «S» почти как доллар. И теперь приглашает зайти взглянуть на его живопись.
Открытие галереи Ивана С. было упоительным. Возле входа он поставил тумбу, а на нее наклеил разодранные им на страницы журналы 1920-х годов. Поверх этого красовались объявления вроде: «Художник Иван С. ищет натурщицу» и т.д. Движение в квартале перекрыли. К галерее подъезжали старинные авто и кареты. Кто из ряженых, проходящих в галерею, и есть сам Иван С., у которого
Через некоторое время, влекомая публицистическим зудом, я позвонила в дверь галереи. Туда так просто не попадешь. Дверь, правда, сразу же открыли, и я попала в царство Ивана С. – пять или шесть прохладных залов с цветами в вазах и возможностью купить альбом живописи Ивана С. всего за четыре тысячи пятьсот рублей. На осмотр оной живописи ушло около пятнадцати незабываемых минут.
Дело в том, что обычно художники-дилетанты подражают кому-то одному, выбранному за образец. Но наш «S» как доллар подражал чуть ли не всем сразу, отчаянно и вдохновенно подражал «живописи вообще» – от старых венецианских мастеров до импрессионистов. Там были и пейзажи, и портреты, и натюрморты, и нечто философско-аллегорическое, вроде огроменного полотна «Хозяин времени», на котором задумчивый юноша непомерной красоты сидел под сенью такого же юноши, только увеличенного в размерах и как бы призрачного. Лица и тела несколько отделялись от платьев, и чувство композиции и меры художника вызывало некоторые спазмы. Страшная красотища мазка и непреодолимое свечение колорита добавляли к этим спазмам еще и легкое головокружение. Красотища набрасывалась на вас буквально как зверь и искусывала насмерть.
Помимо юношей и дев, одетых в какие-то цветные перья, есть и главное. На картине «Девятый вал» художник изобразил пачки зеленых долларов, в легкой дымке катящих свои волны по метафизическому пространству где-то два на три метра.
Понятно. Ох-хо-хо, грехи наши тяжкие. Вот такие у нас теперь галереи. Такой, понимаете ли, новый Петербург. Посудный магазин жалко до слез.
Маленькие хитрости большой толпы
: 1348
Рассказывают, однажды Марлен Дитрих оказалась в аэропорту вместе с общим потоком народа. Вглядевшись в лица, она повернулась к спутникам и воскликнула: «Боже, сколько людей! И какие все некрасивые… Неудивительно, что нам столько платят!»
Нам – это понятно, кому: избранным, кинозвездам, символам красоты. Но и отрабатывать свою плату они обязаны строго – как пришлось отрабатывать той же Марлен, в старости переставшей даже выходить из дому, чтоб не скомпрометировать собственный образ. Лежала она взаперти, кстати сказать, двадцать лет. Тем временем обычные тетушки, ее ровесницы, проживали обычную человечью жизнь, пользуясь ее обычными радостями и огорчениями и не оплакивая свою погибшую красоту, которой никогда и не было.
Кому много дается – у того много и отнимется. Нечего и крыльями хлопать попусту, не волнуйтесь, отберут все и у всех. Был талант – отберут талант (другим надо – очередь!), была красота – отберут красоту. Если не было ни таланта, ни красоты – заберут здоровье. Возникает вопрос: может, в конце концов выигрывает тот, кому жалеть было не о чем?
В любом большом известном миру городе можно вдоволь насмотреться
на человечество в виде туристов. Туристы – это люди, которые что-то потеряли и с тех пор ищут это по всей земле, но никак не могут найти, потому как не помнят, что именно они потеряли. Присев в сторонке от толпы, вглядитесь в нее – в развязных итальянцев, деловитых японцев, скептических русских, самодовольных французов, высокомерных немцев (когда они говорят за вашей спиной, всегда кажется, что они или ругаются, или приказывают!)… Вы быстро обнаружите «закон Дитрих»- люди некрасивы. Имею в виду тех, кто затронут глобализацией, утратил старые национальные обычаи и одежду (национальная одежда обычно красива и скрадывает все пороки фигуры).
Люди – некрасивы! Мало того, что они некрасивы от природы. Они некрасивы и преднамеренно. Создается впечатление, что они нисколько не озабочены своей внешностью. Они не следят за фигурой, не занимаются волосами и кожей, они носят самую пошлую, обыкновенную одежду, не идущую к большинству фигур, женщины или пренебрегают косметикой, или раскрашены не в меру. В редчайших случаях вы встретите полного человека, который свою полноту осознает и учитывает в манере одеваться, и это наблюдение будет справедливо и для всех прочих физических недостатков (кривоногость, короткошеесть, сутулость, маленький рост и пр.). Нет, никто ничего не скрывает и никто ничего не стесняется.